Действия «тигров» 1-го танкового полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» на востоке
Танковая дивизия СС «Лейбштандарт» была поднята по тревоге 5 ноября и переброшена по железной дороге на восток. Прибыв к месту назначения 11 ноября, на следующее утро она была направлена в распоряжение XXXXVII танкового корпуса, который должен был наступать двумя ударными группами в направлении шоссе Киев — Житомир. В дивизии была всего одна рота «тигров» — 13-я тяжелая танковая рота 1-го танкового полка СС, и эти «тигры» были брошены в бой 13 ноября. Около полудня они достигли реки Каменка, и оберштурмбаннфюрер СС Шебергер, командир танкового полка СС, приказал переправить их через реку восточнее села Почуйки. К югу от речки Унава танки впервые столкнулись с массами вражеских танков. Сначала в бой был брошен батальон «пантер», который оказался прямо на пути вражеского танкового удара. Когда рота «тигров» под командованием гауптштурмфюрера Клинга двинулась вперед, противник уже пришел в движение. Целью атаки был назначен Брусилов — там противник сосредоточил 1-й, 5-й и 8-й гвардейские танковые корпуса.
В последовавшем бою отчаянно сражались два взвода под командованием унтерштурмфюреров Вендорфа и Витманна.
К полудню один только экипаж Витманна, в котором 88-мм орудие наводил Бальтазар Волль, подбил десять Т-34 и восемь противотанковых орудий. Далее Витманн двинулся на разведку и обнаружил еще одну пушку и несколько Т-34, которые он атаковал вместе со своим взводом. Взвод Вендорфа также принял участие в бою, в результате которого были подбиты все одиннадцать танков и противотанковых орудий.
К вечеру на счету экипажа Витманна значилось еще десять Т-34 и семь противотанковых пушек. Только после нескольких дней боев, 24 ноября, 1-й танковой дивизии СС удалось взять Брусилов. Дивизии немецкой 4-й танковой армии перегруппировались. 1-я и 7-я танковые дивизии и 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт» должны были нанести удар во фланг советской 60-й армии из района Каменка — Федоровка. «Тигры» атаковали 6 декабря. Противотанковый рубеж в районе села Стырты был прорван. При этом было уничтожено много противотанковых орудий. Затем экипаж Витманна подбил советскую самоходку, и вскоре село Стырты было взято. Нагнав длинную колонну отступающего противника, «тигры» разгромили ее фугасными снарядами. Танки продолжили движение на Головино. Когда русские танки начали стрелять, «тигры» открыли ответный огонь и сровняли противника с землей. Михаэль Витманн, подбивший в эти дни свой 66-й танк на востоке и примерно такое же количество противотанковых орудий, любил говорить: «Каждый танк имеет значение, но каждая противотанковая пушка — вдвойне». С ним согласился бы любой танкист. Хорошо замаскированное противотанковое орудие трудно обнаружить. Высокий темп стрельбы, при котором командир танка не успевал его заметить, делал противотанковую пушку одним из самых опасных врагов танка.
Когда противник прорвал позиции немецкой 4-й танковой армии в районе Бердичева, три танковые дивизии, включая и «Лейбштандарт», были брошены на юг, чтобы снова заткнуть брешь. На Рождество танковая дивизия СС «Лейбштандарт» заняла позиции на северной окраине Бердичева. «Тигры» дивизии «Лейбштандарт» получили поддержку со стороны 1-й танковой дивизии, и русские танковые части, наступавшие с севера, были остановлены и уничтожены.
Ранним утром 9 января Витманн отправился на разведку вместе с двумя командирами — Лецшем и Вармбрунном. Следуя указаниям пехотинцев, три «тигра» съехали в неглубокий овраг. Когда на противоположном склоне показались танки противника, все три «тигра» одновременно открыли огонь. Лецш и Вармбрунн подбили по два Т-34, а Витманн — шесть. 13 января Михаэль Витманн получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту за 88 подбитых танков.
Рота «тигров» снова была поднята по тревоге уже вечером, когда русские танки прорвали оборону. Когда «тигры» прибыли в район боев, два полка Красной Армии уже двинулись в наступление следом за Т-34. «Тигры» вступили в бой с танками, выдвинувшимися дальше всех, и в наступающей темноте завязалась схватка.
Противник был остановлен, и наступило короткое затишье.
На следующее утро немецкие войска нанесли удар силами всего танкового полка и пехоты. Бой длился несколько часов. В этом сражении командир 13-й роты гауптштурмфюрер Клинг подбил свои 37-й и 38-й танки.
Однако наиболее удачливыми в этих боях, несомненно, стали Витманн и его надежный наводчик Волль. На их счет было записано не менее шестнадцати побед. Около полудня второго дня Витманн доложил об уничтожении еще трех танков и трех самоходных орудий.
15 января 1944 года, на следующий день после того, как дивизия СС «Лейбштандарт», уничтожившая более 100 танков и самоходок, удостоилась упоминания во фронтовой сводке, наводчик из экипажа Витманна получил Рыцарский крест из рук командира дивизии Теодора Виша в знак признания его вклада в 88 побед.
Когда замкнулось кольцо окружения под Черкассами, в котором оказался целый армейский корпус, дивизия «Лейбштандарт» покинула район Житомир — Бердичев и отправилась на помощь окруженным дивизиям. Вместе с ней отправилась и 13-я рота со своими «тиграми».
На совещании командиров ранним утром 6 февраля в качестве первой задачи был указан выход на рубеж реки Гнилой Тикич. Через полчаса «тигры» 13-й роты уже тащились по грязи. Во главе тяжелой роты с двумя взводами двигался гауптштурмфюрер Клинг. Унтерштурмфюрер Вендорф шел на левом фланге, оберштурмфюрер Витманн с пятью «тиграми» — на правом. Они встретили танки советского 5-го гвардейского танкового корпуса, и в последовавшем бою Витманн со своим экипажем подбил девять вражеских машин.
Одерживали победы и другие командиры танков. Атака продолжалась и на следующий день. Два «тигра», выведенные из строя вражеским огнем, были отбуксированы в тыл и отремонтированы в течение ночи. К вечеру 8 февраля дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер» пробилась к реке Гнилой Тикич. Спустя два дня произошло ожесточенное сражение, в котором приняли участие танковая группа Бэке и 503-й тяжелый танковый батальон из состава вермахта. 17 февраля внутри кольца окружения были сформированы три группы, готовившиеся к прорыву. Деблокирующим частям в одиночку прорвать кольцо было не по силам, и они ударили всеми танками навстречу прорывающимся. В этой атаке приняла участие и 13-я рота, командир которой гауптштурмфюрер Клинг получил ранение. Михаэль Витманн принял командование ротой и продолжал руководить ее действиями в течение нескольких недель после того, как из окружения были спасены 35 000 солдат. В боях под Черкассами было потеряно семь «тигров».
Когда немецкая 1-я танковая армия попала в «котел» под Каменец-Подольским, рота «тигров» пробила себе путь из окружения. Истощенная до предела дивизия «Лейбштандарт» была выведена для пополнения и переброшена в Бельгию. Там рота «тигров» составила ядро формируемого 101-го батальона «тигров» корпусного подчинения в составе I танкового корпуса СС.
Михаэль Витманн был вызван в Ставку фюрера для получения Дубовых листьев к Рыцарскому кресту. Его новым назначением стала должность командира 2-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС. В это же время был сформирован 102-й батальон «тигров» корпусного подчинения в составе II танкового корпуса СС. Его основу составила тяжелая 8-я рота 2-го танкового полка «Дас Райх».
Переход к обороне на участке танкового полка «Дас Райх»
В том, что русские накапливали силы, не было никаких сомнений. Пока они подтягивали войска, перегруппировывались и пополнялись, нам приходилось оттягивать в тыл боеспособные танковые дивизии, чтобы бросить их в бой на угрожаемых участках фронта. В многочисленных листовках, разбрасываемых с самолетов над фронтом, русские открыто говорили о ближайших планах. Они говорили о том, как будут поить коней из Буга, Вислы и Одера!
Тем временем земля подмерзла, и даже если в начале декабря столбик термометра и не опускался до минус 40, холод все же сильно осложнял жизнь немецким войскам.
Ветер волнами гнал снег по зимним равнинам и оврагам. Снежинки белым покрывалом ложились на перепаханные гусеницами поля, разрушенные дома и разбитые дороги. Холодными темными ночами вдали, в тылу мерцали огоньки деревень и домов. К северу и к востоку от нашей стоянки расположились реактивные минометы, позиции артиллерии, тяжелые и легкие зенитные орудия. Они сливались со склонами и оврагами вокруг деревень. Дым от печек, установленных в землянках, весело поднимался в небо и кружился на ветру. Долгие дни линия фронта оставалась тихой и спокойной, зарываясь в землю.
В один из дней, когда над сияющими снежными полями раскинулась безоблачная синь декабрьского неба, все утро и весь день раздавался рев приближающихся советских самолетов. Не один раз — раз пять или шесть — советские самолеты налетали на деревню. Были погибшие и раненые, разрушенные дома, горящие машины. Опасность воздушных налетов стала неприятным сюрпризом. Экипажи сидели по домам и не могли вовремя укрыться под танками. Разумеется, русские бомбардировщики обнаружили танки, стоящие возле домов, и сосредоточили атаку на них.
Строчки очередей тяжелых пулеметов ложились на землю, словно жемчужные ожерелья, среди разрывов бомб, сброшенных на дома и машины. В ясное зимнее небо поднималось пламя, столбы огня и дыма тянулись вверх. Часто речь шла о жизни и смерти. Полуодетые танкисты умывались в домах, когда услышали стук очередей и рев пикирующих и выходящих из пике самолетов. Вскоре вокруг танков началась свистопляска ракетных разрывов. В такие минуты, когда смерть приближалась с таким гулом, что, казалось, можно было услышать, как она насвистывает на ходу, а то и увидеть ее лицом к лицу, каждый безмолвно молился, чтобы смерть обошла его стороной — хотя бы еще раз. Между тем приближалось Рождество 1943 года. Солдаты писали письма, мысленно оставаясь рядом с далекими любимыми. В основном боевой дух был на высоте. Вскоре дивизию должны были вывезти на переформирование на полигоны в Штаблаке и Оржише в Восточной Пруссии.
На ночь 5 декабря — раннее утро 6 декабря была назначена танковая атака на участке полка «Дер Фюрер».
Когда в 6 часов утра все боеспособные «тигры» дивизии выстроились на обратных склонах холмов за немецкими позициями, приказ об атаке был внезапно отменен. Ровно на 6.30 была намечена массированная артподготовка, которая должна была обрушиться на танки и артиллерию на русских позициях. Однако до этого момента на фронте царила тишина, и все постоянно поглядывали на часы. Отдельные роты, получившие указания о секторах для наступления, ждали приказа атаковать. Потом раздался рев всех орудий; снаряды вылетали из ствола с яркими вспышками. Сквозь прицел орудия открывалась ужасная, даже на взгляд нашего пехотинца, картина сражения. Все вражеские позиции были накрыты плотным артиллерийским огнем. Куда ни глянь, мелькали яркие вспышки взрывов и виднелись серые, желтые или белые столбы дыма и грязи высотой в дом. Залп за залпом с ревом проносился над головами и зарывался среди домов. В промежутках между ними слышался глухой рев, все усиливавшийся и пугающий, огненными струями обрушиваясь на вражеские позиции — это вели огонь реактивные минометы. Много позже, когда «тигры» уже вернулись на прежние позиции, противник нерешительно открыл огонь. Похоже, русские получили свое на несколько дней вперед!
Было запланировано наступление на Радомышль, город в верхнем течении реки Тетерев километрах в двадцати к северу от шоссе Житомир — Киев. Части парашютной дивизии, переброшенные из Германии, при поддержке танкового полка «Дас Райх» должны были принять участие в локальных контрударах с целью спрямления линии фронта.
В 17.00 9 декабря началось выдвижение на исходные позиции. Ударную силу целой группы составляли пять «тигров» и рота Pz-IV, которые должны были поддерживать атаку парашютистов. Потом «тигры» двинулись вперед, и мы увидели зимний мир с точки зрения танкиста — через люки стальной движущейся крепости.
В предутренней мгле трудно было найти путь. Приближаясь к ручью по опасной болотистой местности, первый «тигр» на несколько метров промахнулся мимо дороги и увяз в топком грунте вместе с двумя следовавшими за ним танками. Головной танк проломил корочку промерзшего грунта и, обеими гусеницами подняв на поверхность черную грязь, с трудом выбрался на твердую землю, ревя двигателем на полной мощности. Второй танк остановился и увяз намного глубже в мокрых колеях, взрытых гусеницами первой машины.
Третий танк также остановился, попытался развернуться влево и глубоко увяз кормой в болоте. Половина его гусениц была покрыта грязью. Все наружу! С каждой минутой танк уходил в топь на несколько сантиметров. Вспыхнули фонари. Лихорадочными движениями люди откапывали лопатами гусеницы, крепили буксировочные канаты, и уже через десять минут вытащили первый танк. Несмотря на леденящий утренний холод, их рубашки липли к потным телам. Танки были вытащены и, несмотря на часовую задержку, вовремя прибыли на исходную позицию.
Ровно в 7.30 вместе с ротой парашютистов начали наступление на русские позиции в лесу. Боем руководил командир роты. Из дыма и пламени леса вынесли первого раненого. Сломанные стволы деревьев, убитые русские и шум сражения отмечали путь «тигров», вырвавшихся вперед и вступивших в бой. Была налажена радиосвязь и получены приказы. Впереди, среди заснеженных темно-зеленых елей, первые танки двигались, раскачиваясь, словно доисторические животные. Над землянками поднимался огонь; среди деревьев плавали облака дыма и пороховых газов. Повсюду носились хромающие лошади, а в переплетениях корней вывернутых из земли деревьев лежали убитые и раненые русские. Трассирующие пули свистели все ближе, впиваясь в стволы деревьев. Царил ни с чем не сравнимый хаос, в котором трудно было найти дорогу. Бой в лесу — совершенно особенное дело. Приходится все время быть настороже, если хочешь выбраться невредимым. Под прикрытием огненных змей, вырывавшихся из стволов 88-мм орудий, вслед за голубоватыми дымками разрывов своих ручных гранат вперед рвались штурмовые группы парашютистов. Черт возьми! Вот они — отборные войска! Они продолжали наступать, несмотря на большие потери в лесной схватке и упорное сопротивление врага. Подминая деревья лобовой броней и гусеницами, «тигры» проламывали проход среди высоких деревьев. Чтобы не повредить танки, танкистам приходилось следить за гусеницами и стволами орудий внимательнее, чем за русскими. Мы вышли из танковой колонны вправо, поднялись по склону и оказались перед заросшей лесом лощиной. На ее краю оказался набитый солдатами окоп. Наши пулеметы застучали одновременно, вгрызаясь в дзоты, над которыми вскоре показались пламя и дым. Мы видели, как в нескольких метрах от нас русские выскочили из окопа и скрылись в густом подлеске.
Два фугасных снаряда разнесли дзоты, отшвырнув доски и бревна в лощину. Русские попытались напасть на нас под прикрытием подлеска, окружавшего «тигр». Мы бросили в кусты несколько гранат, надеясь, что это даст желаемый результат. И все же ситуация, когда мы не могли ничего разглядеть, была довольно неприятной.
Вдруг мы заметили на противоположной стороне лощины русского, бежавшего по тропинке с противотанковым ружьем в правой руке. Это была не отвага — это было безумие! В тридцати метрах от танка он нырнул в окоп и начал медленно поднимать над его краем ствол противотанкового ружья. Нам казалось, что это воображение играет злую шутку! Мы медленно опустили ствол орудия и надавили на кнопку выстрела: тяжелый шлепок — и сразу же взрыв. Сквозь завесу огня и дыма мы увидели взрыв перед окопом. Солдат взлетел в воздух вместе с комьями грязи и упал. С удивлением мы наблюдали, как он уползает по лесной тропе. Мы еще раз прошлись из пулеметов вдоль окопов и лощины, срубая ветки деревьев среди дыма и пламени, а затем отправились назад. Повернув налево, мы быстро соединились с остальной ротой, которая сумела пробиться к противоположному краю леса, но понесла значительные потери. Здесь она тоже остановилась перед «нашей» лощиной, проходившей поперек всего участка атаки вдоль опушки леса. Первый «тигр» спустился вниз по песчаному склону оврага, чтобы выйти на равнину и открыть путь для наступления на Радомышль, но вскоре он застрял. Атака остановилась. Русские удерживались по обе стороны от захваченных нами окопов и начали наносить сильные контрудары по флангам нашей ударной группы.
Наверное, был уже полдень, когда мы получили приказ по радио отправиться на левый фланг наступления. Мы прошли между высокими деревьями и краем лощины, развернулись на 90 градусов на узком пятачке песчаного грунта и сдали назад на несколько метров. Орудие нашего танка нависало над самым краем лощины. Глубоко зарывшись в песок, гусеница натянулась и сорвала левое ведущее колесо. Мы стали вторым неподвижным танком! Нас переполняла ярость, и сердца отчаянно колотились.
Лишенные хода, мы стояли посреди наступающих русских. Они могли взорвать нас или взять в плен, что могло оказаться равносильным смерти! На расстоянии броска камня мы увидели русских в бурых шинелях, переползавших под прикрытием елей и подлеска, — их была целая орда! Все еще осторожничая, они скрылись в лощине и заняли бункер в лесу. Хотя мы и могли вращать башню, но сектор обстрела был практически никаким.
По радио поступил приказ Кальса подготовить «тигр» к взрыву, чтобы он ни в коем случае не достался врагу. На другой стороне поля мы видели колонну вражеских танков и автомашин, проходившую через деревню, но и в ту сторону мы стрелять не могли. Потом мы увидели новые резервы, подходящие через затянутую дымкой равнину, над которой словно блуждающие огоньки вспыхивали разрывы артиллерийских снарядов. В танке мы держали совет о том, как вытащить наш «тигр». Должна быть возможность сбросить и укоротить гусеницу! Обычно ее резали автогеном или взрывом, но в нашем положении ни тот способ, ни другой не подходили. Поэтому, выбравшись наружу, радист и механик-водитель попытались преодолеть натяжение гусеницы. Они старались изо всех сил и неожиданно сумели сбросить часть гусеницы. Теперь предстояла новая сложная задача: ослабить и стащить ведущее колесо. Тем временем русские стали обращать на нас внимание. Стук молотков возле танка заставил их прислушаться. По левому борту машины застучали пули! Когда открыли огонь пулеметы, мы бросились в песок. Ничего не получится. Они перебьют нас по одному. Они уже начали кидать гранаты! Мы запрыгнули обратно в «тигр» с другой стороны, выпустили, не целясь, несколько фугасных снарядов по верхушкам деревьев, дали очередь из пулемета и снова вылезли наружу. Но через несколько минут все повторилось. Как только мы начали работать молотками, над головами засвистели пули. Удивительно, но никто из нас даже не был ранен. Обратно в танк. Из-за характера местности мы мало что могли сделать. Русские изобретательно использовали ее складки для укрытия. Значит, нам нужна поддержка пехоты. Вскоре появился наш командир Кальс с взводом парашютистов под командованием мирового рекордсмена Харбига.[2] Они отбросили русских обратно в глубь леса. Тем временем наш командир понял, что отчаянная схватка в лесу может привести к тяжелым потерям в роте и к ее окружению. Поэтому днем было решено с наступлением темноты вывести боевую группу из района наступления и отвести на прежние позиции.
После нескольких часов упорного труда мы привели танк в порядок. Хотя сумерки и вечерний туман скрыли от нас равнину, превратив ее в великолепную пляску теней и дыма пожаров и взрывов, смешивавшегося с туманом на опушке леса, шум лесного боя не утихал и после наступления темноты. Наконец ведущее колесо было снято; гусеница была укорочена и сращена. Мы успели закончить работу в последний момент!
Вся боевая группа ждала только сигнала о нашей готовности; чтобы выбраться из этого невозможного положения. В довершение всего с минуты на минуту ожидалась контратака превосходящих русских сил.
Настала ночь, и наша машина с помощью другого «тигра» выбралась со склона и присоединилась к остальным танкам в центре поля боя. Все убитые и раненые были погружены на танки. В это время все части получили приказ медленно отступать к танкам. Мы надеялись, что все получится! Наконец, все было готово. Был дан приказ выступать. Взревели моторы. Длинная колонна танков вырвалась из леса и двинулась обратно по пути наступления. Бледные красные пятна пожаров на поле боя скрывались за темными стволами деревьев. Раненые на нашем танке курили торопливыми затяжками и болтали с товарищами, чтобы отвлечься от произошедшего и сбросить страх и напряжение предыдущих часов.
Когда до наших позиций было, наверное, рукой подать, колонна вдруг остановилась. Что случилось? Где-то впереди вышел из строя «тигр». Его экипаж должен остаться с танком в лесу на всю ночь, чтобы на следующее утро его можно было отбуксировать. При свете фар мы перегрузили раненых и убитых на санитарные машины и грузовики. Взводы и роты построились на лесной тропинке и отправились к своим прежним позициям.
Экипаж оставленного «тигра» провел беспокойную ночь. Молча сидя в танке, они слышали, как русские подошли к танку поближе и обошли вокруг него, несколько раз подтянулись на стволе орудия, разговаривая хриплыми гортанными голосами. Только с рассветом гусеничный тягач отбуксировал их в тыл. Эту ночь им не забыть никогда.
На другой стороне, на присыпанных снегом просеках в восьмидесяти метрах от дороги, росло число свежих земляных холмиков. Все больше и больше радов березовых крестов — могил павших немецких солдат. Наконец, 15 декабря 1943 года дивизия была снята с фронта. Все боеспособные танки были сведены в боевую группу под командованием Эндеманна, здоровенного, светловолосого уроженца Рейнской области. Люди, техника и запасные части 16 декабря отправились в Житомир для погрузки в эшелон. Те солдаты, кто за год ни разу не побывал в отпуске, 19 декабря получили отпускные предписания с приказом вернуться в Штаблак (Восточная Пруссия). Какое счастье — встретить Рождество и Новый год дома!
В сводке вермахта от 24 декабря говорилось, что началось ожидавшееся крупное наступление русских войск в районе западнее Киева. Отпускники из тяжелой роты «тигров» были отозваны в часть телеграммами.
Но где им искать свою часть? Житомир уже давно был занят русскими, неутомимо рвавшимися вперед. За линией фронта царил неописуемый хаос! Все дороги были забиты откатывающимися назад тыловыми частями, ранеными и беженцами. Военные объекты были взорваны. Некоторые из отпускников получили из фронтовых штабов предписание явиться в Штаблак. Тяжелая рота потеряла все танки. Отдельная команда была направлена в Германию для получения новых «тигров».
Наступление советских войск весной 1944 года
После быстрого ремонта машин танковая боевая группа дивизии «Дас Райх» была снова готова к бою.
Рассказывает Эрнст Штренг, командир «тигра»:
— Наконец, 10 февраля 1944 года Тегтхофф привел в Проскуров[3] пять «тигров» и десять Pz-IV. Вместе с ротой «пантер» это была вся техника боевой группы Эндеманна и дивизии «Дас Райх». Эти остатки были развернуты юго-западнее Шепетовки.
Несмотря на численное превосходство, советские войска не могли добиться значительного успеха. В ближайшие месяцы изменений также не предвиделось. На севере наши войска удерживали рубеж по реке Нарве.
На центральных участках фронта русские безуспешно пытались форсировать Березину и Припять. Таким образом, удар Красной Армии на центральную Польшу тоже был маловероятен. На южном участке противник начал операцию на окружение против немецких войск, вклинившихся западнее Черкасс. 30 января началось наступление против немецких войск восточнее Кривого Рога. Благодаря численному превосходству в людях и танках оба наступления русских войск увенчались успехом.
Только во второй половине февраля на южном участке фронта наступило некоторое затишье. Фронт начал стабилизироваться. Крым по-прежнему оставался в немецких руках, несмотря на не прекращавшиеся двенадцать недель атаки русских под Керчью.
Около середины февраля погода начала меняться день ото дня. В один день пути снабжения, шедшие к фронту, превращались в бездонное месиво, непроходимое для машин. На следующий день долины и холмы сверкали на солнце свежим снегом, а свежий ветер затягивал все вокруг волнистой белой вуалью. Северный ветер срывался с холмов в долину, с воем проносясь среди наших убогих домиков и швыряя снег на стоявшие снаружи танки. Тихими украинскими ночами по небу проносились громады туч. Печи в домах топились постоянно. Лишь изредка в просвете между тучами мерцали звезды. Воздушная и наземная разведка ежедневно доносила об усилении русских войск. К фронту подтягивались сильные танковые и пехотные соединения. Каждый раз, посещая тяжелую роту, командир дивизии Хассо фон Мантейфель объяснял, что скоро следует ждать наступления русских.
1 марта «тигры» выдвинулись в район сосредоточения к востоку от села Жемелинцы. Гражданское население уже покинуло этот район, но на лугах продолжал пастись скот, а между деревнями резво скакали табуны лошадей. О них некому было позаботиться. На следующую ночь была произведена разведка на обширной территории, так как большинство путей к линии фронта не подходили для «тигров» из-за болотистой местности.
Атака всеми силами подразделения началась 2 марта. В ее начале в небе над полем боя появились больше трех десятков «штук», с характерным воем атаковавших противника с пикирования. От разрывов сброшенных ими бомб земля задрожала на многие километры вокруг.
Голубые облака дыма от взрывов плыли за горизонт. Началась интенсивная артиллерийская дуэль, сквозь гул которой пробивались слабые, отдававшиеся эхом хлопки выстрелов танковых пушек.
Когда спустились по-зимнему ранние сумерки, немецкие танки, застрявшие перед позициями пехоты и противотанковой артиллерии, вынуждены были отойти с большими потерями. Два «тигра» и три «пантеры» были выведены из строя огнем противника и отправлены в ремонтную роту. Ночью из штаба дивизии пришел приказ повторить атаку 3 марта.
Утром 3 марта всех терзало беспокойство. Связано ли это с предстоящей массированной атакой, которая, как мы знали, не обойдется без потерь? Или виной всему показания пленных, взятых накануне, о сосредоточении мощной группировки вражеской пехоты и танков? Русские дезертиры, вышедшие к немецким позициям незадолго до полуночи, подтвердили, что к линии фронта стянута мощная группировка советских войск. Они утверждали, что ожидаемая массированная атака намечена на утро. До этого момента подобным сообщениям у нас мало доверяли. Запланированный немецкий контрудар должен был состояться при любых обстоятельствах. Но к какой же трагической неразберихе это привело! Даже в докладе Верховного командования вермахта за предыдущий день было спокойно указано, что на южном участке Восточного фронта немецкие войска активных действий не вели, а авиация успешно атаковала скопления вражеских войск в районе Полонного и Шепетовки. К этому времени уже несколько дней шли ожесточенные бои против численно превосходящего противника под Невелем, Витебском и Псковом.
Было 6.15 уфа. Впереди неровными зигзагами по мерзлой дороге к району сосредоточения двинулись первые слабобронированные Pz-IV. Мы все дрожали от холода. По деревне, окружавшей нас, разносились эхом рев двигателей и лязг гусениц.
Остальное произошло чертовски быстро. Мы еще указывали механику-водителю путь среди деревенских мазанок, как вдруг на вытянувшуюся вдоль дороги деревню обрушился беспокоящий огонь русской артиллерии. Снаряды с утробным воем проносились над нами. Где-то между домами поднялся гриб огня и дыма. Он быстро опал, уступив место новому разрыву. Русская артиллерия переносила огонь в глубь деревни. Неудивительно, что шум вдоль линии фронта не прекращался все утро.
Потом вперед двинулся Эндеманн на своем командирском танке, за которым последовала машина командира роты Pz-IV Клосковски, обладателя Дубовых листьев. Мы все тронулись в путь, надев наушники и микрофоны. Со страшным шумом наша колонна пронеслась через покинутую жителями деревню по узкому деревянному мосту, мимо пруда и дальше к северному выезду из деревни. Последовала еще одна короткая остановка. В наушниках раздалось слабое гудение и потрескивание. Экипаж получил указания о цели атаки. Через несколько минут, когда в предрассветных сумерках еще было сложно что-либо разобрать, наши бронированные гиганты вырвались с окраины деревни на мерзлый грунт равнины. С каждым переключением передач выхлопные трубы танков выбрасывали метровые языки пламени, ослепляя шедших сзади. Огонь русской артиллерии довольно точно накрыл наш участок атаки и неуклонно приближался к линии фронта. Утренний холод пробирался сквозь щели и через открытый командирский люк, через который мы пытались с помощью полевого бинокля разглядеть атакующих. Впереди легкие танки образовали огневой рубеж. Один из танков съехал в канаву и застрял. Если бы мы хоть что-то могли увидеть! Вдруг массированный артиллерийский огонь обрушился на танки. Противник заметил нас, а мы никак не могли обнаружить его позиции. Русские открыли огонь из всех стволов всех калибров по наступавшим немецким танкам. Рокочущие взрывы швыряли высоко в воздух и о борт «тигра» грязь, осколки и комья земли. Постепенно рассвело, и видимость улучшилась. Слава Богу, мы хотя бы могли сориентироваться и определить, где находятся позиции противника. Наша легкая рота уже вела тяжелый бой. Ее орудия стреляли без остановки.
Мы уже идем! Но командир нас остановил. Только теперь из полученных им по радио сообщений стало ясно, что русские начали крупное наступление! Массы советской пехоты, которые мы видели невооруженным глазом, захлестнули равнину справа от нас. Повсюду, насколько хватало глаз, двигались бурые точки. Они шли тысячами и тысячами. Немецкие пехотинцы — капли в море — бросились в тыл, спасая свою жизнь.
Сквозь гул, свист и ритмичное «та-та-та» пулеметов послышалось шипение сигнальных ракет. По радио дурные вести шли одна за другой. На равнине рассеялись последние клочья тумана. Утро 3 марта принесло призрачный серый свет — такой же день, как и любой другой. Но для многих этот день станет последним. Потом пришел приказ «тиграм» вступить в бой по обе стороны от железнодорожной станции. Безнадежными усилиями командир пытался спасти хотя бы что-то перед лицом численно превосходившего врага. Горькая ирония заключалась в том, что этот же приказ был смертным приговором для танкового подразделения.
Кругом — марш! Через 300 метров мы повернули прямо к станции. Вид разбомбленных домов и сараев ничуть нас не утешал. Немецкая пехота ушла. Воронки, обломки, куски каменной кладки — все это заставляло нас держаться подальше от развалин ничуть не меньше страха перед ближним боем.
Потом мы выехали к насыпи и увидели, как через широкую, голую равнину надвигается катастрофа. Тысячи и тысячи русских солдат! От самого горизонта шла вперед русская пехота. Среди солдат двигались на конной тяге противотанковые и зенитные орудия. Как же страшен был вид этой массы! Но вот рухнули балки, осыпались стены, взметнулись комья снега, и гусеницы тяжелых танков начали стирать землю в пыль. Наши танки вскарабкались на груду обломков и двинулись в развалины, чтобы занять огневые позиции. Немедленно застучали пулеметы. Очереди трассирующих пуль хлестали по бурым цепям, остановившимся в замешательстве и бросившимся на землю под огнем 88-мм фугасных снарядов. С каждым выстрелом над насыпью поднималось облако дыма, закрывавшее нам обзор. Тихо гудела вентиляционная система. Ящики с боеприпасами опустошались один за другим; гильзы выбрасывались через люки. Танк содрогался и вибрировал. Мы наблюдали за опустошением на другой стороне. Охотничий азарт овладел нами и заставил позабыть об опасности и о том, что происходит вокруг. Любые замеченные русские солдаты безжалостно уничтожались. Но они поднимались снова и снова, оставаясь фанатичными и упорными бойцами, несмотря на опасность и смерть! Мы не знали, длится этот бой час или два. Сотни пуль стучали по стальным бортам нашей машины. Один раз красноармейцы попытались подобраться к нашему танку под прикрытием развалин и полуобрушившихся стен, чтобы подбить нас в ближнем бою, но их ряды были сметены нашими снарядами, и план был сорван.
Благодаря нашим трем «тиграм» эту волну русских удалось прижать к земле и остановить, пусть только на время.
В тот самый момент, когда бой стих, по радио поступил приказ немедленно вступить в бой с вражескими танками перед огневым рубежом роты Pz-IV. Теперь наше оборонительное сражение превратилось в бег наперегонки со смертью. На полной скорости мы выскочили из развалин и двинулись по равнине налево.
Атака русских танков! Это не каких-нибудь три-четыре Т-34. Их темные корпуса выползали из-за горизонта десятками. Дистанция 1400 метров! Ближайшие вражеские танки ярко вспыхнули. Рядом с нами, чуть позади, огромными факелами пылали наши танки. Вид раскаленных добела корпусов на фоне огненного, дымного, кроваво-красного неба выбивал меня из колеи. Повсюду вокруг — туман, клубы дыма, облака пороховых газов, оглушительные взрывы, гром выстрелов и попаданий, рев двигателей и крики раненых и горящих…
Таким было утро 3 марта 1944 года. Мы стояли на огневой позиции рядом с подбитыми и все еще ведущими бой немецкими танками. Снаряд за снарядом вылетали из ствола и вгрызались в тела вражеских танков. На той стороне вертикально вверх поднимался маслянистый дым факелов. Десять… двенадцать… все больше новых Т-34 разлеталось на куски. Это была атака русских танков! Потом она стала заметно буксовать. По-видимому, такого сопротивления они не ожидали. Тогда мы еще толком не знали, сколько потеряно немецких танков. Шесть исправных танков отошли за огневой рубеж «тигров». Горящих русских танков оказалось два-три десятка. Потом русские поняли, что здесь прорваться не получится. Казалось, танковое сражение окончено, и победа у нас в руках.
Однако в полевые бинокли мы наблюдали иную картину, предвещавшую скорое начало драмы. Мы, да и все остальные видели, как длинные танковые колонны противника обходят немецкую танковую группу, поворачивают вправо и под прикрытием голых холмов уходят на фланг и далеко за линию фронта. Не подвергаясь ни малейшей опасности, советские танки скрывались в оврагах позади нас. Мы видели, как их черные корпуса, казавшиеся с такого расстояния миниатюрными, выныривали из-за горизонта и снова скрывались. Там было, наверное, не меньше сотни танков. Не в силах этому помешать, мы чувствовали, что наступает конец!
В этот самый момент командир находился в деревне. Русские применяли знакомую тактику, которой мы и сами пользовались несколько лет назад: прорваться на участке слабого сопротивления, окружить и уничтожить. С запозданием командир обнаружил угрозу и приказал всем танкам отойти на прежние позиции. Не зная, что время уже упущено, мы еще считали, что можем вырваться. Напрасно. От Теггхофа пришел приказ: «Прикрывать отход!»
Повернув влево, мы въехали вверх по склону на огневую позицию. Вдруг мы заметили несущиеся через холмы русские танки. Быстрое решение и приказ: «Противотанковым — 800 метров — огонь!» Облако пороховых газов снаружи и внутри танка на несколько секунд закрыло обзор, а потом мы увидели попадание снаряда в борт вражеского танка. Белая вспышка — и в небо пополз гигантский гриб черного дыма. Страшной силы взрыв разорвал танк на части.
Наконец поступил приказ отходить. Двигаясь широкими зигзагами, мы на полной скорости приблизились к нашим горящим танкам, чтобы спасти все, что можно, вопреки здравому инстинкту самосохранения и безнадежности ситуации. Среди рева и свиста снарядов слышалось стаккато русских пулеметов. Мы остановили машину и погрузили на нее всех окровавленных, искалеченных и стонущих раненых, кто еще мог двигаться и сумел добраться до танка. Эти несчастные быстро облепили корпус и башню, и пришло время уходить. «Полный ход — марш! Вперед!» Раненые, оставшиеся на земле, громко кричали и махали нам руками: «Друзья, помогите! Заберите нас!» Это было бесполезно и безнадежно. Было уже слишком поздно не только для них, но, наверное, и для всех нас. Каждую минуту речь шла о жизни или смерти. Это был конец для них. Возможно, конец для всех нас. Лишь немногие понимали, что путь назад отрезан обошедшими нас вражескими танками и что судьба немецкой танковой группы предрешена.
На полной скорости мы неслись по оврагам, прорываясь через окопы и подпрыгивая, словно лодка на волнах, на поле кровавой битвы, чтобы не отстать от идущих впереди танков.
По радио мы получили известие, что наши исходные позиции и квартиры в Жемелинцах, где находились мосты, по которым можно было переправиться через извилистую, с высокими берегами Горынь, уже заняты врагом. Мы обошли деревню, держа ее в 500 метрах по правому борту. Край деревни был скрыт за склоном. Сквозь дымку в серое небо поднимались языки пламени и столбы дыма.
Сотни вражеских танков вспороли хрупкую немецкую оборону за счет десяти-, а то и двадцатикратного численного превосходства и, не встречая сопротивления, устремились на Тернополь. Противопоставить этим массам было нечего! Повернув на восток, наша колонна прорвалась сквозь атакующую русскую пехоту, чтобы выйти к более пологому берегу и найти брод. Слева и справа среди толп удивленных и растерянных русских пехотинцев рвались наши ручные гранаты. Автоматы и пулеметы начали поливать их огнем, прежде чем они подумали об укрытии. Выскочив к берегу Горыни, мы были растеряны не меньше противника. Болото на севере не позволяло «тиграм» двигаться следом за прорвавшимися в тыл вражескими танками. Все это время русские пехотинцы, окружавшие нас, не решались открыть огонь. Наш командир быстро воспользовался этим, выскочил из машины и подбежал к Тегтхофу, который советовался с Клосковски. Никто не знал, что делать дальше. Наконец было решено силой проложить себе путь через Жемелинцы, а Клосковски со своими легкими танками должен был следовать вниз по течению вдоль берега реки. Вскоре он безнадежно увяз в болоте. Тем временем мы получили разрешение командира на попытку прорыва «тиграми». Чем быстрее, тем лучше! Помочь нам могли только скорость и элемент внезапности. Разворачиваясь, танк фон Айнбека увяз в болоте по самое брюхо и с каждым оборотом гусениц лишь все глубже погружался в грязную жижу. Время стремительно утекало. Пришел приказ: «Экипажу — покинуть машину! Взорвать танк!»
Всем ходячим раненым было приказано переправиться через реку самостоятельно, пересечь высоту на том берегу и попытаться выйти к немецким позициям на юге. Поспешно, как того требовал наш план, мы развернули орудия и расстреляли «тигр» фон Айнбека в упор двумя снарядами.
Наши двигатели иногда бывали способны на чудеса! Мы двигались на восьмой передаче.
Машина Тегтхофа двигалась первой, несясь обратно по той же дороге и не обращая внимания на врагов, спешивших убраться с ее пути. Гусеницы взметали в воздух комья промерзшей земли и несли нас по равнине. Вскоре Тегтхоф повернул влево, проскочил канаву и устремился вверх по склону в сторону Жемелинцев прямо через конные упряжки артиллерийской батареи. Орудийные расчеты и пехотинцы в панике бросились врассыпную и стали бросаться на землю. Нечасто нам доводилось видеть в глазах людей такой ужас и мольбу, словно за ними гнался сам дьявол. В зеркале мы видели, как они подпрыгивают, словно тени, и падают. Потом нам пришлось пережить несколько захватывающих минут. Обороты двигателя вдруг начали падать. Финк переключал с передачи на передачу, но скорость продолжала падать, а дистанция до Тегтхофа — увеличиваться. У нас явно возникли проблемы с двигателем. Финк сообщил, что он не может понять, в чем дело. И это в момент, когда мы шли на прорыв посреди вражеской колонны! Наверное, наши лица побледнели и вытянулись не хуже лиц наших врагов за несколько минут до того. Я инстинктивно крикнул радисту: «Передай Тегтхофу, пусть остановится! У нас мотор глохнет!» Мы дважды отправляли сигнал о помощи. В это время, не отвечая нам, Тегтхоф выехал на высоту перед Жемелинцами. Его машина стала прекрасной мишенью для поджидавших вражеских танков… Прямое попадание! Сразу же еще одно! Взрывы и дым, разлетающиеся ошметки человеческих тел, куски траков, детали!.. Мы увидели, как они распахнули люки, и часть экипажа выбралась наружу. Тегтхоф, его заряжающий и наводчик выпрыгнули, а механик-водитель и радист погибли, вылезая из танка. Раненые, лежавшие на броне, погибли или получили новые ранения.
Финк получил приказ: «Резко вправо и разворот!» Нам удалось избежать попаданий. Остановившись на несколько секунд, чтобы подобрать Тегтхофа, мы на полной скорости двинулись обратно вниз по склону, а люди, остававшиеся снаружи спереди и сзади, цеплялись за броню нашего танка. Тут русские воспользовались возможностью и открыли огонь из-за баррикады из перевернутых и перепутанных конных упряжек.
Тегтхоф лежал поперек люка механика-водителя и махал нам руками. К сожалению, часть его куртки свисала на смотровую щель механика-водителя, и тот не видел дороги. Мы слышали ругань и жалобы Финка в переговорном устройстве. Плохо дело.
Мы снова увидели, что Тегтхоф сигналит: он хотел, чтобы мы прибавили ходу. Тогда мы его и видели в последний раз. В эти секунды, пока механик-водитель ехал зслепую по указаниям, радист и наводчик получили соответствующий приказ. Все, кто еще мог найти себе место, забрались в танк через люк заряжающего. Они стонали. Из-под их мундиров струилась кровь. Некоторые были полуголые — одежду с них сорвало взрывами. У других были окровавлены лица, а тех, кто не был ранен, гнал вперед непреодолимый ужас. В эти несколько секунд с последним нашим танком случилось несчастье, которого нам прежде испытывать не доводилось!
Все вражеские танки и противотанковые орудия сосредоточили огонь на нашем «тигре». Мы слышали звон лобовых и кормовых броневых плит, видели вспышки взрывов! Попадания в борта, в лоб, в корму. Со всех сторон были видны вспышки выстрелов, но мы не могли точно определить их местоположение. Попадание снаряда в лобовую броню подбросило тело Тегтхофа в воздух и швырнуло его на маску пушки. С его гибелью механик-водитель вновь получил нормальный обзор! Во второй раз мы въехали в заболоченную местность на берегу Горыни. Сколько еще выдержит двигатель? Вдруг от попадания снаряда двигатель вспыхнул, и языки пламени ворвались в боевое отделение через противопожарную перегородку! Мы закричали механику-водителю и заряжающему, чтобы они включили автоматические огнетушители. Слава Богу! Огонь был потушен, а двигатель продолжал работать. Чем дальше мы уходили на восток, тем реже, казалось, попадали в нас снаряды. Но вдруг мы почувствовали, что конец наступил: снаряд сорвал крышку люка заряжающего, осветил яркой вспышкой боевое отделение и разнес в клочья предплечье Матейки, оторвав ему руку. Охнув от боли, он показал нам обрубок руки. Еще один человек рухнул рядом с орудием; у третьего была окровавлена голова. Среди пороховой гари, дыма и криков жалости и боли мы перевязали раны.
Во второй раз стояли мы на берегу Горыни и не могли двинуться дальше. Все пути к отступлению были отрезаны рекой и болотом. Танк был потерян, но командир хотел спасти как можно больше людей. Когда пламя во второй и в третий раз прорвалось из моторного отсека в боевое отделение, командир приказал покинуть танк.
Нам оставался только один путь: переправиться через реку и двигаться в направлении отступающих германских частей, уже успевших откатиться достаточно далеко. Мы быстро выскочили наружу и ползком постарались укрыться у правого борта танка, противоположного от противника. Мы подождали, пока все раненые вылезут из танка, а потом бросились бежать вниз по склону, на юг.
На бегу мы заметили головы русских солдат, наблюдавших за нами с расстояния около 140 метров с промерзшего болота. Первый раненый добрался до того берега, а мы, безоружные, все еще бежали под прикрытием танка. Скользнув по льду, мы оказались по колено в ледяной воде. На другой стороне мы помогли сильно хромавшему фон Айнбеку выбраться на берег. Наконец-то мы переправились! Вокруг нас стояла тишина, казавшаяся совершенно нереальной после страшного грохота взрывов и гула двигателя. Следующие несколько секунд должны были решить, удастся ли нам перебраться через холм. Русские это прекрасно понимали и видели, в каком мы состоянии. Они могли перестрелять нас, как зайцев. Тяжело дыша, мы начали взбираться на холм, таща за собой стонущего фон Айнбека. Шумело в ушах; мы жадно хватали ртом воздух. Остальные бежали уже довольно далеко впереди. Почему русские не стреляли? Только бы добраться до вершины! Намокшее зимнее обмундирование тяжело липло к ногам. Ни ремней, ни головных уборов, ни оружия! Вдруг нас осенила леденящая душу мысль. Мы обернулись и поняли, почему не стреляли русские. Они были уже всего в тридцати метрах позади нас. Они хотели взять нас в плен! Тут фон Айнбек понял, что с его ранением ему не уйти. Его губы постоянно шептали: «Не бросайте меня. Возьмите с собой!» Вот и вершина. По ту сторону — небольшая, лишенная леса долина шириной километра в два, в которой мирно паслись коровы. Немецких солдат нигде не было видно. Мы услышали крики русских уже метрах в двадцати. Фон Айнбека, который еле держался на ногах, пришлось оставить. На кону были наши собственные жизни. Ужас холодом сдавил сердце и придал нам невероятные силы. Мы опрометью бросились в долину прямо к коровьему стаду. Позднее мы даже не могли вспомнить, что за шум раздавался у нас в ушах — свист пуль или гул крови в висках!
Мы упали на землю среди пасущихся коров, судорожно глотая воздух. Оглянувшись, мы увидели, как русские окружили место, где упал фон Айнбек. Мы услышали пистолетные выстрелы. Наверное, его застрелили. Мы снова встали. Укрываясь за коровами, мы продолжили бег сквозь стадо, зигзагами передвигаясь по долине. Над головами отвратительно чирикали винтовочные пули. Еле дыша, пошатываясь от изнеможения, мы падали, снова вскакивали и продолжали бег через долину. Вспоминая об этом, мы были благодарны упорной физической подготовке, придавшей нашим телам выносливость и подвижность, которые спасли нам жизнь. Если противник не продвинулся еще дальше, мы в безопасности!
Через два километра мы нагнали одного из раненых, который сильно отстал от остальных. Мы по очереди тащили раненого и в поисках своих поднялись на второй холм.
Только на окраине Жемелинцев, на дороге из Изяслава в Ямполь мы встретили немецкие резервы. Здесь же мы нашли машину командира и доложили о прибытии. Мы доложили об уничтожении тридцати одного вражеского танка, за которые пришлось заплатить потерей двенадцати собственных машин.
Русские вели весеннее наступление в полную силу и с неукротимой энергией. Остановить русский паровой каток было невозможно. Поэтому немецкое командование приняло решение отвести войска за Днестр. Погода изменилась, и леденящие холода миновали. Пал Староконстантинов. Немецкие войска готовились к обороне на окраинах Проскурова. На дороге от Староконстантинова пришлось взорвать тысячи немецких машин. Остатки тяжелой роты разместились в Проскурове. Повсюду задавались одни и те же вопросы: что с нами будет? нас вернут домой или пришлют новое пополнение? К северу от города осталось всего несколько боеспособных «пантер» и два «тигра». Наконец в ночь с 15 на 16 марта пришел приказ: отвести подразделения, не принимающие участия в боях, на юг. После безостановочной поездки под командованием Клосковски по коварной местности, 21 марта мы по хорошей дороге въехали в Коломыю, которую занимали венгерские войска.
Танкисты из роты «тигров» с удивлением наблюдали мирную жизнь города. Венгерские офицеры в парадной форме, при саблях и перчатках, прогуливались под ручку с венгерскими медсестрами и местными девушками. Казалось, что стремительно приближающейся войны для них не существует. Мы на время разместились в Станиславе.[4] После долгого пребывания в холоде и грязи солдатам вновь представилась возможность вспомнить о благах цивилизации.
Они ходили в солдатские клубы, кинотеатры, фронтовые театры, кафе и рестораны. Танкисты тяжелой роты начали радоваться жизни. Но вскоре прошел слух, что русские танковые колонны уже прорвались на юг от Днестра, и город находится под угрозой. Началась эвакуация Станислава, и это нас очень тревожило.
В соответствии с приказом по батальону весь его личный состав, кроме незаменимых мотоциклистов и водителей грузовиков, должен был отправиться в отпуск, а затем явиться в штаб в Париже. Все без исключения были рады такому приказу. Мы были счастливы вырваться из ада Восточного фронта. Даже поездку до Пшемысля в товарном вагоне мы сочли всего лишь досадной мелочью. Колеса стучали без передышки, но на этот раз они несли нас на запад, домой. Впереди был отпуск!
Пока мы ехали поездом, увозившим отпускников подальше от фронта, мы встретили немало товарищей из нашей дивизии. Среди них нашлись и очевидцы, рассказавшие, что выдающийся спортсмен Харбиг погиб смертью солдата.
1-й батальон 5-го танкового полка «Викинг» на плацдарме у Новой Буды — рассказ о боях 13–14 февраля 1944 года
Чтобы части, окруженные под Черкассами, смогли соединиться с деблокирующими силами, наступавшими из района Лысянки, в результате ночной атаки из района Стеблева была занята деревня Новая Буда. Позднее это позволило вывести из окружения корпус, окруженный в районе Шендеровки.
Закрепиться на вновь образовавшемся десятикилометровом участке фронта было невозможно — в наличии было совсем мало сил. Это дало противнику возможность по разу атаковать Новую Буду с запада и с востока.
13 февраля русские атаковали юго-восточную часть Новой Буды силами двух батальонов. Местами им удалось прорвать наши наспех оборудованные позиции.
Когда Шумахер начал контратаку двумя танками и выбил русских из восточной части деревни, противник атаковал юго-западную часть Новой Буды пятнадцатью танками.
Унтерштурмфюрер Шумахер решил предотвратить прорыв танков силами своих двух машин и уничтожить противника, уже ворвавшегося в деревню с восемью Т-34. После того, как вражеские танки были заперты в деревне, Шумахер смог добраться до юго-восточного выезда из Новой Буды и подбить там еще два танка противника.
На следующий день русские атаковали одиннадцатью танками. Шумахер решил на двух танках ворваться в занятую противником южную часть деревни, чтобы атаковать врага с фланга. Пушка второго танка была повреждена снарядом противотанкового орудия. Таким образом, машина Шумахера осталась единственным боеспособным танком. После того, как он подбил семь танков, в боекомплекте осталось только семь фугасных снарядов. С их помощью он заставил экипажи еще трех танков покинуть машины.
К тому времени на помощь Шумахеру удалось послать второй танк. Все три вражеских танка были сожжены, а еще один, зашедший с юга в тыл Шумахеру, был подбит.
Действия Шумахера позволили нам удержать плацдарм у Новой Буды и помогли вывести из окружения части корпуса, попавшие в «котел» в районе между Шендеровкой и Корсунь-Шевченковским. Решение Шумахера остановить прорыв противника силами всего лишь двух танков позволило предотвратить дальнейшее наступление русских через Новую Буду на Шендеровку. В этих боях на долю Шумахера приходится значительная часть из тридцати двух подбитых Т-34.
Остальные танки были подбиты экипажами Pz-III и Pz-IV.
177 Всего посещений