Алеша Попович и Тугарин Змеевич —Былина— читает Павел Беседин

Алеша Попович и Тугарин Змеевич —Былина— читает Павел Беседин









В славном городе Ростове у ростовского попа соборного был один-единственный сын. Звали его Алеша, прозывали по отцу Поповичем.
Алеша Попович грамоте не учился, за книги не садился, а учился с малых лет копьем владеть, из лука стрелять, богатырских коней укрощать. Силой Алеша не большой богатырь, зато дерзостью да хитростью взял. Вот подрос Алеша Попович до шестнадцати лет, и скучно ему стало в отцовском доме.
Стал он просить отца отпустить его в чистое поле, в широкое раздолье, по Руси-матушке поездить, до синего моря добраться, в лесах поохотиться. Отпустил его отец, дал ему коня богатырского, саблю, копье острое да лук со стрелами. Стал Алеша коня седлать, стал приговаривать:
— Служи мне верно, богатырский конь. Не оставь меня ни мертвым, ни раненым серым волкам на Растерзание, черным воронам на расклевание, врагам на поругание. Где б мы ни были, домой привези!
Обрядил он своего коня по-княжески. Седло черкасское, подпруга шелковая, узда золоченая.
Позвал Алеша с собой любимого друга Екима Ивановича и поутру в субботу из дому выехал искать себе богатырской славы.
Вот едут верные друзья плечо в плечо, стремя в стремя, по сторонам поглядывают. Никого в степи не видно — ни богатыря, с кем бы силой помериться, ни зверя, чтоб поохотиться. Раскинулась под солнцем русская степь без конца, без края, и шороха в ней не слыхать, в небе птицы не видать. Вдруг видит Алеша — лежит на кургане камень, а на камне что-то написано. Говорит Алеша Екиму Ивановичу:
— Ну-ка, Екимушка, прочитай, что на камне написано. Ты хорошо грамотный, а я грамоте не обучен.
Соскочил Еким с коня, стал на камне надпись разбирать.
— Вот, Алешенька, что на камне написано: правая дорога ведет к Чернигову, левая дорога — в Киев к князю Владимиру, а прямо дорога — к синему морю, к тихим заводям.
— Куда же нам, Еким, путь держать?
— К синему морю ехать далеко, к Чернигову ехать незачем: там калачницы хорошие. Съешь один калач — другой захочется, съешь другой — на перину завалишься, не сыскать нам там богатырской славы. А поедем мы к князю Владимиру, может, он нас в свою дружину возьмет.
— Ну, так завернем, Еким, на левый путь. Завернули молодцы коней и поехали по дороге к Киеву.
Доехали они до берега Сафат-реки, поставили белый шатер. Алеша с коня соскочил, в шатер вошел, лег на зеленую траву и заснул крепким сном. А Еким коней расседлал, напоил, прогулял, стреножил и в луга пустил, только тогда отдыхать пошел.
Утром-светом проснулся Алеша, росой умылся, белым полотенцем вытерся, стал кудри расчесывать.
А Еким вскочил, за конями сходил, попоил их, овсом покормил, заседлал и своего и Алешиного.
Снова молодцы в путь пустились.
Едут-едут, вдруг видят — среди степи идет старичок. Нищий странник — калика перехожая.
На нем лапти из семи шелков сплетенные, на нем шуба соболиная, шапка греческая, а в руках дубинка дорожная. Увидал он молодцов, загородил им путь:
— Ой вы, молодцы удалые, вы не ездите за Сафат-реку. Стал там станом злой враг Тугарин, Змея сын. Вышиной он как высокий дуб, меж плечами косая сажень, между глаз можно стрелу положить. У него крылатый конь — как лютый зверь: из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Не езжайте туда, молодцы!
Екимушка на Алешу поглядывает, а Алеша распалился, разгневался:
— Чтобы я да всякой нечисти дорогу уступил! Не могу я его взять силой, возьму хитростью. Братец мой, дорожный странничек, дай ты мне на время твое платье, возьми мои богатырские доспехи, помоги мне с Тугарином справиться.
— Ладно, бери, да смотри, чтобы беды не было, он тебя в один глоток проглотить может.
— Ничего, как-нибудь справимся!
Надел Алеша цветное платье и пошел пешком к Сафат-реке. Идет, на дубинку опирается, прихрамывает…
Увидел его Тугарин Змеевич, закричал так, что дрогнула земля, согнулись высокие дубы, воды из реки выплеснулись. Алеша еле жив стоит, ноги у него подкашиваются.
— Гей,— кричит Тугарин,— гей, странничек, не видал ли ты Алешу Поповича? Мне бы хотелось его найти, да копьем поколоть, да огнем пожечь.
А Алеша шляпу греческую на лицо натянул, закряхтел, застонал и отвечает стариковским голосом:
— Ох-ох-ох, не гневись на меня, Тугарин Змеевич, от старости оглох, ничего не слышу, что ты мне приказываешь. Подъезжай ко мне поближе, к убогому.
Подъехал Тугарин к Алеше, наклонился с седла, хотел ему в ухо гаркнуть, а Алеша ловок, увертлив был,— как хватит его дубинкой между глаз, — так Тугарин без памяти на землю пал.
Снял с него Алеша дорогое платье, самоцветами расшитое, не дешевое платье, ценой в сто тысяч, на себя надел. Самого Тугарина к седлу приторочил и поехал обратно к своим друзьям.
А там Еким Иванович сам не свой, рвется Алеше помочь, да нельзя в богатырское дело вмешиваться, Алешиной славе мешать.
Вдруг видит Еким — скачет конь что лютый зверь, на нем в дорогом платье Тугарин сидит.
Разгневался Еким, бросил наотмашь свою палицу в тридцать пудов прямо в грудь Алеше Поповичу. Свалился Алеша замертво.
А Еким кинжал вытащил, бросился к упавшему, хочет добить Тугарина… И вдруг видит — перед ним Алеша лежит…
Грянулся наземь Еким Иванович, горько расплакался:
— Убил я, убил своего брата названого, дорогого Алешу Поповича!
Стали они с каликой Алешу трясти, качать, влили ему в рот питья заморского, растирали травами лечебными. Открыл глаза Алеша, встал на ноги, на ногах стоит-шатается.
Еким Иванович от радости сам не свой.
Снял он с Алеши платье Тугарина, одел его в богатырские доспехи, отдал калике его добро. Посадил Алешу на коня, сам рядом пошел: Алешу поддерживает.
Только у самого Киева Алеша в силу вошел.
Подъехали они к Киеву в воскресенье, к обеденной поре. Заехали на княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и вошли в горницу. Князь Владимир их ласково встречает:
— Здравствуйте, гости милые, вы откуда ко мне приехали? Как зовут вас по имени, величают по отчеству?
— Я из города Ростова, сын соборного попа Леонтия. А зовут меня Алешей Поповичем. Ехали мы чистой степью, повстречали Тугарина Змеевича, он теперь у меня в тороках висит.
Обрадовался Владимир-князь.
— Ну и богатырь ты, Алешенька! Куда хочешь за стол садись: хочешь рядом со мной, хочешь против меня, хочешь рядом с княгинею.
Алеша Попович не раздумывал, сел он рядом с кня гинею. А Еким Иванович у печки стал.
Крикнул князь Владимир прислужников:
— Развяжите Тугарина Змеевича, принесите сюда в горницу!
Только Алеша взялся за хлеб, за соль — растворились двери горницы, внесли двенадцать конюхов на золотой доске Тугарина, посадили рядом с князем Владимиром.
Прибежали стольники, принесли жареных гусей-лебедей, принесли ковши меду сладкого.
А Тугарин неучтиво себя ведет, невежливо. Ухватил лебедушку и с костями съел, по ковриге целой за щеку запихивает. Сгреб пироги сдобные да в рот побросал, за один дух десять ковшей меду в глотку льет. Не успели гости кусочка взять, а уже на столе только косточки.
Нахмурился Алеша Попович и говорит:
— У моего батюшки попа Леонтия была собака старая и жадная. Ухватила она большую кость да и подавилась. Я ее за хвост схватил, под гору метнул, то же будет от меня Тугарину.
Потемнел Тугарин, как осенняя ночь, выхватил острый кинжал и метнул его в Алешу Поповича.
Тут бы Алеше и конец пришел, да вскочил Еким Иванович, на лету кинжал перехватил.
— Братец мой, Алеша Попович, сам изволишь в него нож бросать или мне позволишь?
— И сам не брошу, и тебе не позволю: неучтиво у князя в горнице ссору вести. А переведаюсь я с ним завтра в чистом поле, и не быть Тугарину живому завтра к вечеру.
Зашумели гости, заспорили, стали заклад держать, все за Тугарина ставят — и корабли, и товары, и деньги.
За Алешу ставят только княгиня Апраксия да Еким Иванович.
Встал Алеша из-за стола, поехал с Екимом в свой шатер на Сафат-реке. Всю ночь Алеша не спит, на небо смотрит, подзывает тучу грозовую, чтоб смочила дождем Тугариновы крылья. Утром-светом прилетел Тугарин, над шатром вьется, хочет сверху ударить. Да не зря Алеша ночь не спал: налетела туча громовая, грозовая, пролилась дождем, смочила Тугаринову коню могучие крылья. Грянулся конь наземь, по земле поскакал.
Алеша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахиваетА Алеша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахивает.
Заревел Тугарин так, что лист с деревьев посыпался:
— Тут тебе, Алешка, конец: захочу — огнем спалю, захочу — конем потопчу, захочу — копьем заколю!
Подъехал к нему Алеша Попович поближе и говорит :
— Что же ты, Тугарин, обманываешь?! Бились мы с тобой об заклад, что один на один силой померяемся, а теперь за тобой стоит сила несметная!
Оглянулся Тугарин назад, хотел посмотреть, какая сила за ним стоит, а Алеше только того и надобно. Взмахнул острой саблей и отсек ему голову!
Покатилась голова на землю, как пивной котел, загудела земля-матушка! Соскочил Алеша, хотел взять голову, да не мог от земли на вершок поднять. Крикнул Алеша Попович зычным голосом:
— Эй вы, верные товарищи, помогите голову Тугарина с земли поднять!
Подъехал Еким Иванович с товарищами, помог Алеше Поповичу голову Тугарина на богатырского коня взвалить.
Как приехали они к Киеву, заехали на княжеский двор, бросили среди двора чудище.
Вышел князь Владимир с княгинею, приглашал Алешу за княжеский стол, говорил Алеше ласковые слова:
— Живи ты, Алеша, в Киеве, послужи мне, князю Владимиру, я тебя, Алеша, пожалую.
Остался Алеша в Киеве дружинником.
Так про молодого Алешу старину поют, чтобы добрые люди слушали:
Наш Алеша роду поповского,
Он и храбр и умен, да нравом сварлив.
Он не так силен, как напуском смел.
Былины

 537 Всего посещений