Знакомый мужчина—Антон Чехов




Антон Чехов





Знакомый мужчина—Антон Чехов


Прелестнейшая Ванда, или, как она называлась в паспорте, почетная
гражданка Настасья Канавкина, выписавшись из больницы, очутилась в
положении, в каком она раньше никогда не бывала: без приюта и без копейки
денег. Как быть?
Она первым делом отправилась в ссудную кассу и заложила там кольцо с
бирюзой — единственную свою драгоценность. Ей дали за кольцо рубль, но…
что купишь за рубль? За эти деньги не купишь ни модной, короткой кофточки,
ни высокой шляпы, ни туфель бронзового цвета, а без этих вещей она
чувствовала себя точно голой. Ей казалось, что не только люди, но даже
лошади и собаки глядят на нее и смеются над простотой ее платья. И думала
она только о платье, вопрос же о том, что она будет есть и где будет
ночевать, не тревожил ее нисколько.
«Хоть бы мужчину знакомого встретить… — думала она. — Я взяла бы
денег… Мне ни один не откажет, потому что…»
Но знакомые мужчины не встречались. Их нетрудно встретить вечером в
«Ренесансе», но в «Ренесанс» не пустят в этом простом платье и без шляпы.
Как быть? После долгого томления, когда уже надоело и ходить, и сидеть, и
думать, Ванда решила пуститься на последнее средство: сходить к
какому-нибудь знакомому мужчине прямо на квартиру и попросить денег.
«К кому бы сходить? — размышляла она. — К Мише нельзя — семейный…
Рыжий старик теперь на службе…»
Ванда вспомнила о зубном враче Финкеле, выкресте, который месяца три
назад подарил ей браслет и которому она однажды за ужином в Немецком клубе
вылила на голову стакан пива. Вспомнив про этого Финкеля, она ужасно
обрадовалась.
«Он наверное даст, лишь бы только мне дома его застать… — думала
она, идя к нему. — А не даст, так я у него там все лампы перебью».
Когда она подходила к двери зубного врача, у нее уже был готов план:
она со смехом взбежит по лестнице, влетит к врачу в кабинет и потребует
двадцать пять рублей… Но когда она взялась за звонок, этот план как-то
сам собою вышел из головы. Ванда вдруг начала трусить и волноваться, чего
с ней раньше никогда не бывало. Она бывала смела и нахальна только в
пьяных компаниях, теперь же, одетая в обыкновенное платье, очутившись в
роли обыкновенной просительницы, которую могут не принять, она
почувствовала себя робкой и приниженной. Ей стало стыдно и страшно.
«Может быть, он уже забыл про меня… — думала она, не решаясь
дернуть за звонок. — И как я пойду к нему в таком платье? Точно нищая или
мещанка какая-нибудь…»
И нерешительно позвонила.
За дверью послышались шаги; это был швейцар.
— Доктор дома? — спросила она.
Теперь ей приятнее было бы, если бы швейцар сказал «нет», но тот
вместо ответа впустил ее в переднюю и снял с нее пальто. Лестница
показалась ей роскошной, великолепной, но из всей роскоши ей прежде всего
бросилось в глаза большое зеркало, в котором она увидела оборвашку без
высокой шляпы, без модной кофточки и без туфель бронзового цвета. И Ванде
казалось странным, что теперь, когда она была бедно одета и походила на
швейку или прачку, в ней появился стыд и уж не было ни наглости, ни
смелости, и в мыслях она называла себя уже не Вандой, а, как раньше,
Настей Канавкиной…
— Пожалуйте! — сказала горничная, провожая ее в кабинет. — Доктор
сейчас… Садитесь.
Ванда опустилась в мягкое кресло.
«Так и скажу: дайте взаймы! — думала она. — Это прилично, потому что
ведь он знаком со мной. Только вот если б горничная вышла отсюда. При
горничной неловко… И зачем она тут стоит?»
Минут через пять отворилась дверь, и вошел Финкель, высокий
черномазый выкрест с жирными щеками и с глазами навыкате. Щеки, глаза,
живот, толстые бедра — все это у него было так сыто, противно, сурово. В
«Ренесансе» и в Немецком клубе он обыкновенно бывал навеселе, много тратил
там на женщин и терпеливо сносил их шутки (например, когда Ванда вылила
ему на голову пиво, то он только улыбнулся и погрозил пальцем); теперь же
он имел хмурый, сонный вид и глядел важно, холодно, как начальник, и
что-то жевал.
— Что прикажете? — спросил он, не глядя на Ванду.
Ванда поглядела на серьезное лицо горничной, на сытую фигуру Финкеля,
который, по-видимому, не узнавал ее, и покраснела…
— Что прикажете? — повторил зубной врач уже с раздражением.
— Зу… зубы болят… — прошептала Ванда.
— Ага… Какие зубы? Где?
Ванда вспомнила, что у нее есть один зуб с дуплом.
— Внизу направо… — сказала она.
— Гм!.. Раскрывайте рот.
Финкель нахмурился, задержал дыхание и стал рассматривать больной
зуб.
— Больно? — спросил он, ковыряя в зубе какой-то железкой.
— Больно… — солгала Ванда. «Напомнить ему, — думала она, — так он
наверное бы узнал… Но… горничная! Зачем она тут стоит?»
Финкель вдруг засопел, как паровоз, прямо ей в рот и сказал:
— Я не советую вам плюмбуровать его… Из етова зуба вам никакого
пользы, все равно.
Поковыряв еще немножко в зубе и опачкав губы и десны Ванды табачными
пальцами, он опять задержал дыхание и полез ей в рот с чем-то холодным…
Ванда вдруг почувствовала страшную боль, вскрикнула и схватила за руку
Финкеля.
— Ничего, ничего… — бормотал он. — Вы не пугайтесь… Из этим зубом
все равно мало толку. Надо быть храброй.
И табачные окровавленные пальцы поднесли к ее глазам вырванный зуб, а
горничная подошла и подставила к ее рту чашку.
— Дома вы холодной водой рот полоскайте… — сказал Финкель, — и
тогда кровь остановится…
Он стоял перед ней в позе человека, который ждет, когда же наконец
уйдут, оставят в покое…
— Прощайте… — сказала она, поворачиваясь к двери.
— Гм!.. А кто же мне заплатит за работу? — спросил смеющимся голосом
Финкель.
— Ах, да… — вспомнила Ванда, покраснела и подала выкресту рубль,
вырученный ею за кольцо с бирюзой.
Выйдя на улицу, она чувствовала еще больший стыд, чем прежде, но
теперь уж ей было стыдно не бедности. Она уже не замечала, что на ней нет
высокой шляпы и модной кофточки. Шла она по улице, плевала кровью, и
каждый красный плевок говорил ей об ее жизни, нехорошей, тяжелой жизни, о
тех оскорблениях, какие она переносила и еще будет переносить завтра,
через неделю, через год — всю жизнь, до самой смерти…
— О, как это страшно! — шептала она. — Как ужасно, боже мой!
Впрочем, на другой день она уже была в «Ренесансе» и танцевала там.
На ней была новая громадная красная шляпа, новая модная кофточка и туфли
бронзового цвета. И ужином угощал ее молодой купец, приезжий из Казани.


 109 Всего посещений