Тем временем у Дрона Садовая Голова выросла дочь Мельхиора, в тысячу раз более прекрасная, чем самая лучшая лилия, которая когда-то украшала цветники Дрона. И ясноглазый Амальгама, томившийся в сумрачном замке, полюбил ее. Глаза Мельхиоры напоминали ему радугу, смех ее похож был на хрустальный звон лучей, отраженных зеркалом.

И девушка тоже полюбила Мастера за его лучистые глаза, за светлую голову и солнечный нрав. Дрон Садовая Голова скрывал дочь от короля, но сквозняки пронюхали об этом и донесли Фанфарону.

«Фью-фью! — присвистнул Фанфарон, увидав, как прекрасна Мельхиора. — Я и не знал, что старый садовник утаил от нас свой лучший цветок… Почему бы твоей дочке не стать моей придворной ветреницей?»

Красавица в ужасе отшатнулась от жадного урода.

Король понимал, что Мельхиора никогда не полюбит его, и потому пустился, по совету Жилдабыла, на хитрость. Он знал, что во дворце нет ни одного зеркала, Мельхиора никогда не видела своего лица и даже не подозревает, как она хороша. И Фанфарон приказал всем, кто окружал прекрасную дочь Дрона Садовая Голова, говорить ей, что она чудовищно уродлива. Отныне придворные, встречая Мельхиору, отворачивались якобы от ужаса и омерзения, а король пользовался каждым удобным случаем, чтобы сказать ей:

«Видишь, как я добр! Я, король, могучий повелитель Ветров, предлагаю тебе свою любовь и зову тебя стать моей ветреницей. Смотри, все отворачиваются от тебя, так ты безобразна. Но у меня доброе сердце, я помню заслуги твоего отца и не брезгаю тобой. Соглашайся же, быть может, я сделаю тебя королевой».

Но Мельхиора продолжала упрямо отвергать любовь короля.

«Неужели я так безобразна? — в тоске спрашивала она у Амальгамы. — Как же ты полюбил меня?»

«Ты прекрасней всех на свете, поверь мне, — говорил ей Амальгама, — и я готов повторить это где угодно, хотя бы Ветры и разорвали меня за такие слова. Ах, если бы у меня было хоть одно из моих зеркал, я бы дал тебе поглядеть в него, и ты сама не могла бы насмотреться на себя!»

Но Мельхиора нигде не могла увидеть своего лица. Когда она выходила на улицу, король приказывал ей закрывать лицо покрывалом, чтобы народ не пугался ее уродства.

«Взгляни в мои глаза, — говорил ей Амальгама. — Разве ты не видишь, как ты хороша?»

«Нет, — отвечала Мельхиора, — я вижу в твоих глазах только любовь, которая заслоняет все и так же слепит меня, должно быть, как и тебя, и больше ничего не вижу».

Тогда пойди к пруду и посмотрись в него — вода скажет тебе правду!» воскликнул Амальгама.

И прекрасная Мельхиора побежала к пруду. Она наклонилась над его зеркальной поверхностью и стала смотреть на свое отражение. Но один из Ветров тотчас же прилетел сюда и принялся дуть на воду. Зеркало воды зарябило, и прекрасные черты Мельхиоры безобразно исказились. Она в ужасе отпрянула, закрыв лицо руками.

«Да, король прав, я действительно уродлива до крайности. Должно быть, Амальгама полюбил меня только из жалости».

Однако ей захотелось еще раз и окончательно убедиться в своем безобразии.

Если я так уродлива, ваше величество, — сказала она королю, — то почему бы вам не помочь мне самой убедиться в моем уродстве? Разрешите Мастеру Амальгаме изготовить лишь одно, хотя бы самое маленькое, зеркало».

Король не знал, что ответить. Он был не очень-то умен и догадлив, этот повелитель Ветров. Но хитрый Жилдабыл опять подсказал ему совет.

«Заставь его отлить неверное стекло, — сказал Ветрочет королю. — Пусть она полюбуется на себя в кривом зеркале».

Король позвал Амальгаму и сказал:

«Говорят, что ты очень скучаешь без своих стекол, Мастер. Я разрешаю тебе отлить одно зеркало, но только это зеркало должно быть кривым, и каждый, кто взглянет в него, пусть увидит себя в самом смешном, непривлекательном виде. И чем красивее человек, тем пусть страшнее выглядит он в зеркале. Пусть нос его перекосится и встанет поперек лица, глаза вылезут на щеки, рот расползется до ушей, а уши повиснут, как у собаки».

«Нет! Никогда! — отвечал Амальгама. — Мои зеркала не могут кривить душой перед лицом истинной красоты».

Король разъярился:

«Ты посмел ослушаться моего приказания! Ты хочешь попасть в вентилятор?.. Эй, ветродуи! Взять его!»

«Погоди… Сперва дай мне подумать», — сказал Амальгама,

Он помолчал несколько минут, потом, словно решившись и глядя своими ясными глазами в лицо короля, промолвил:

«Ладно, пусть будет по-твоему, я сделаю такое зеркало».

«Но не вздумай хитрить, — предупредил его король. — Сперва я сам взгляну в зеркало и проверю его на себе».

Амальгама пошел к себе в мастерскую, раздул огонь под горном, поставил тигель. Он отливал стекло три дня и три ночи. Еще три дня и три ночи гранил и шлифовал его. И он изготовил зеркало, лучше которого никогда еще не делал. Потом он доложил королю, что работа готова.

Король посмотрел на зеркало сбоку и сказал:

«Я не замечаю, чтобы поверхность его была кривой».

«В этом-то и весь секрет, ваше величество, — ответил Амальгама. — С виду это обыкновенное стекло. Не угодно ли посмотреться в него?»

Король взглянул на себя в зеркало, и так как был он несказанно безобразен, но уже много лет не видел себя в зеркале, то захохотал от восторга:

«Ты молодец, Мастер, я награжу тебя знаком Опахала! Ну и коверкает же человека твое зеркало! Смотри — нос поперек лица, глаза вылезли на щеки, рот растянулся до ушей и уши висят, как у собаки. Слава богу, что это лишь кривое зеркало».

И, уже ничего не опасаясь, Фанфарон приказал явиться Мельхиоре.

«Я выполнил твою просьбу, Мельхиора, — сказал король. — Вот самое правдивое зеркало, его сделал твой друг Амальгама. Взгляни в него и согласись, что я говорил тебе правду». — Так сказал король посмеиваясь.

Но едва Мельхиора взглянула в зеркало, она отшатнулась и закрыла рукой глаза, не сразу поверив им.

«Теперь, надеюсь, ты убедилась, какова ты?» — спросил довольный король.

«Да, теперь мне известно, какова я», — тихо произнесла Мельхиора и снова приникла к зеркалу, не в силах оторваться от него.

«То-то же, — сказал король. — Ну, теперь ты не будешь больше упрямиться».

И, повеселев, король позвал придворных и велел им всем глядеться в зеркало.

Министры и вельможи, ветродуи и начальники Печной Тяги смотрелись в зеркало и отплевывались:

«Ну и рожи у нас получаются в этом стекле!»

Им и невдомек было, что Амальгама изготовил зеркало совершенно прямое и верное. Только хитрый Жилда-был заподозрил что-то неладное. Он схватил зеркало, внезапно поднес его к лицу Амальгамы и увидел, что мастер отражается в стекле таким же ясноглазым, каким он был на самом деле.

«Смотрите, ваше величество, — завопил Жилдабыл, — негодяй обманул вас! Он изготовил зеркало с коварным свойством: наши лица и прекрасный лик самого короля стекло уродует, а лица Мастера и этой упрямицы оставляет неискаженными».

«Ну, не миновать теперь тебе вентилятора!» — сказал Мастеру взбешенный король. Он хватил зеркалом о каменный пол с такой злобой, что стекло брызнуло во все стороны, и стал топтать осколки.

Королевские ветродуи схватили Амальгаму. Его бросили в темный подвал, куда не проникало ни искорки света.

На другой день ослушника судил Совет Ветров.

«Признаешь ли ты себя виновным?» — спросил король.

«Я виновен только в том, — гордо отвечал Мастер, — что всю свою жизнь не искажал прекрасного, не скрывал уродства, не льстил безобразию и говорил людям правду прямо в лицо».

«В вентилятор его!» — закричал король.

«В вентилятор!» — повторили ветры.

Это была самая лютая казнь.

Амальгаму заключили в высокую башню одной из стен замка. Казнь была назначена на утро.