Самовар—Пётр Вяземский

Самовар—Пётр Вяземский
Самовар—Пётр Вяземский

Приятно находить, попавшись на чужбину,
Родных обычаев знакомую картину,
Домашнюю хлеб-соль, гостеприимный кров,
И сень, святую сень отеческих богов, —
Душе, затертой льдом, в холодном море
света,
Где на родной вопрос родного нет
ответа,
Где жизнь — обрядных слов один пустой
обмен,
Где ты везде чужой, у всех — monsieur
N. N.
У тихой пристани приятно отогреться,
И в лица ближние доверчиво всмотреться,
И в речи вслушаться, в которых что-то
есть
Знакомое душе и дней прошедших весть.

Дни странника листам разрозненным
подобны,
Их разрывает дух насмешливый и злобный;
Нет связи: с каждым днем всё сызнова
живи,
А жизнь и хороша преданьями любви,
Сродством поверий, чувств, созвучьем
впечатлений
И милой давностью привычных отношений.
В нас ум — космополит, но
сердце–домосед:
Прокладывать всегда он любит новый
след,
И радости свои все в будущем имеет;
Но сердце старыми мечтами молодеет,
Но сердце старыми привычками живет
И радостней в тени прошедшего цветет!
О, будь благословен, кров светлый и
приютный,
Под коим как родной был принят гость
минутный!
Где беззаботно мог он сердце развернуть
И сиротство его на время обмануть!
Где любовался он с сознаньем и участьем
Семейства милого согласием и счастьем
И видел, как цветут в безоблачной тиши
Младые радости родительской души;
Оттенки нежные и севера и юга,
Различьем прелестей и сходством друг на
друга
Они любовь семьи и дому красота.
_Одна_ — таинственна, как тихая мечта
Иль ангел, облаком себя полузакрывший,
Когда, ко праху взор и крылья
опустивши,
На рубеже земли и неба он стоит
И, бедствиям земным сочувствуя,
грустит.
И много прелести в задумчивости нежной,
В сей ясности, средь бурь житейских
безмятежной,
И в чистой кротости, которыми она,
Как тихим заревом, тепло озарена!
_Другая_ — радостно в грядущее вступая
И знающая жизнь по первым утрам мая,
На празднике весны в сиянье молодом
Свежеет розою и вьется мотыльком.
_А третья_ — младший цвет на отрасли
семейной.
Пока еще в тени и прелестью келейной
Растет и, на сестер догадливо смотря,
Ждет, скоро ль светлым днем взойдет ее
заря?

У вас по-русски здесь — тепло и
хлебосольно
И чувству и уму просторно и привольно;
Не дует холодом ни в душу, ни в плеча,
И сердце горячо, и печка горяча.
Хоть вы причислены к Германскому союзу,
Германской чинности вы сбросили обузу.
За стол не по чинам садитесь, и притом
И лишний гость у вас не лишний за
столом.
Свобода — вот закон домашнего устава:
Охота есть — болтай! И краснобаю слава!
На ум ли лень найдет — немым себе сиди
И за словом в карман насильно не ходи!
Вот день кончается в весельях и
заботах;
Пробил девятый час на франкфуртских
воротах]
Немецкой публики восторг весь истощив,
Пропела Лёве ей последний свой мотив;
Уж пламенный Дюран оставил поле брани,
Где, рыцарь классиков, сражался он с
Гернани,
И, пиво осушив и выкурив табак,
Уж Франкфурт, притаясь, надел ночной
колпак,
Но нас еще влечет какой-то силой тайной
В знакомый тот приют, где с лаской
обычайной
Вокруг стола нас ждет любезная семья.
Я этот час люблю — едва ль не лучший
дня,
Час поэтический средь прозы черствых
суток,
Сердечной жизни час, веселый промежуток
Между трудом дневным и ночи мертвым
сном.
Все счеты сведены, — в придачу мы
живем;
Забот житейских нет, как будто не
бывало:
_Сегодня_ с плеч слегло, а завтра не
настало.
Час дружеских бесед у чайного стола!
Хозяйке молодой и честь, и похвала!
По-православному, не на манер немецкий,
Не жидкий, как вода или напиток
детский,
Но Русью веющий, но сочный, но густой,
Душистый льется чай янтарного струей.
Прекрасно!.. Но один встречаю
недостаток:
Нет, быта русского неполон отпечаток.
Где ж самовар родной, семейный наш
очаг,
Семейный наш алтарь, ковчег домашних
благ?
В нем льются и кипят всех наших дней
преданья,
В нем русской старины живут
воспоминанья;
Он уцелел один в обломках прежних лет,
И к внукам перешел неугасимый дед.
Он русский рококо, нестройный,
неуклюжий,
Но внутренно хорош, хоть некрасив
снаружи;
Он лучше держит жар, и под его шумок
Кипит и разговор, как прыткий кипяток.
Как много тайных глав романов
ежедневных,
Животрепещущих романов, задушевных,
Которых в книгах нет — как сладко ни
пиши!
Как много чистых снов девической души,
И нежных ссор любви, и примирений
нежных,
И тихих радостей, и сладостно мятежных

При пламени его украдкою зажглось
И с облаком паров незримо разнеслось!
Где только водятся домашние пенаты,
От золотых палат и до смиренной хаты,
Где медный самовар, наследство сироты,
Вдовы последний грош и роскошь нищеты,

Повсюду на Руси святой и православной
Семейных сборов он всегда участник
главный.
Нельзя родиться в свет, ни в брак
вступить нельзя,
Ни «здравствуй!» ни «прощай!» не
вымолвят друзья,
Чтоб, всех житейских дел конец или
начало,
Кипучий самовар, домашний запевало,
Не подал голоса и не созвал семьи
К священнодействию заветной питии.
Поэт сказал — и стих его для нас
понятен:
«Отечества и дым нам сладок и приятен»!
Не самоваром ли — сомненья в этом нет —
Был вдохновлен тогда великий наш поэт?
И тень Державина, здесь сетуя со мною,
К вам обращается с упреком и мольбою
И просит, в честь ему и православью в
честь,
Конфорку бросить прочь и — самовар
завесть.

Пётр Вяземский Стихотворения







 92 Всего посещений