Аполлону Александровичу
Григорьеву
По болоту я ржавому еду,
А за мною, по свежему следу,
Сквозь трясину и тину, по стрелкам
густой осоки,
Кудри на ветер, пляшут кругом
огоньки.
Разгорелись и, в пляске устойкой,
Оземь бьются они перед тройкой,
То погаснут, то вспыхнут тревожно по
темным кустам,
Будто на смех и страх ошалелым
коням.
Отшарахнулись кони, рванулись;
Гривы дыбом, и ноздри раздулись:
Чуют, верно, своей необманной побудкой
они,
Что не спросту в болоте зажглися
огни…
Не глядел бы: болотная пляска
Для меня — только мука и тряска,
И не верю я в душу живую болотных
огней;
И в трясину свою не сманить им
коней.
Знаю их — без покрова и гроба:
Душит их пододонная злоба,
И честной люд и божий весь мир
ненавидят они…
Погоняй-ка, ямщик!..
Но теснятся огни,
Забегают пред тройкой далече,
И ведут со мной пошептом речи
На глухом, да понятном и жгучем своем
языке:
«Благовестная тайна горит в
огоньке!—
Говорят… — Всепрощающей силой
Колыбель примирилась с могилой…
По зажорам, по прорубям, рытвинам,
омутам, рвам
Не придется плясать уже нашим детям.
Наша мука детей искупила,
И теперь мы — не темная сила:
Мы надеемся, верим и ждем нашей пытки
конца,
Чтоб зажечься в чертоге у
бога-отца».
По болоту я ржавому еду,
А за мною, по свежему следу,
Сквозь трясину и тину, по стрелкам
густой осоки,
Кудри на ветер, пляшут кругом
огоньки.
С предложениями пишите.Контакты.
Главная
Поэзия XX века
Русская поэзия
178 Всего посещений