Кентавры— Иосиф Бродский



Иосиф Бродский.
Кентавры— Иосиф Бродский



Кентавры I

Наполовину красавица, наполовину
софа’, в просторечьи –
Со’фа,
по вечерам оглашая улицу, чьи окна
отчасти лица,
стуком шести каблуков (в конце концов,
катастрофа –
то, в результате чего трудно не
измениться),
она спешит на свидание. Любовь состоит
из тюля,
волоса, крови, пружин, валика, счастья,
родов.
На две трети мужчина, на одну легковая
– Муля –
встречает ее рычанием холостых оборотов
и увлекает в театр. В каждом бедре с
пеленок
сидит эта склонность мышцы к мебели, к
выкрутасам
красного дерева, к шкапу, у чьих
филенок,
в свою очередь, склонность к трем
четвертям, к анфасам
с отпечатками пальцев. Увлекает в
театр, где, спрятавшись в пятый
угол,
наезжая впотьмах друг на дружку, меся
колесом фанеру,
они наслаждаются в паузах драмой из
жизни кукол,
чем мы и были, собственно, в нашу эру.

Кентавры II

Они выбегают из будущего и, прокричав
«напрасно!»,
тотчас в него возвращаются; вы слышите
их чечетку.
На ветку садятся птицы, большие, чем
пространство,
в них – ни пера, ни пуха, а только к
черту, к черту.
Горизонтальное море, крашенное закатом.
Зимний вечер, устав от его заочной
синевы, поигрывает, как атом
накануне распада и проч., цепочкой
от часов. Тело сгоревшей спички,
голая статуя, безлюдная танцплощадка
слишком реальны, слишком
стереоскопичны,
потому что им больше не во что
превращаться.
Только плоские вещи, как то: вода и
рыба,
слившись, в силах со временем дать вам
ихтиозавра.
Для возникшего в результате взрыва
профиля не существует завтра.

Кентавры III

Помесь прошлого с будущим, данная в
камне, крупным
планом. Развитым торсом и конским
крупом.
Либо – простым грамматическим «был» и
«буду»
в настоящем продолженном. Дать эту вещь
как груду
скушных подробностей, в голой избе на
курьих
ножках. Плюс нас, со стороны, на
стульях.
Или – слившихся с теми, кого любили
в горизонтальной постели. Или в
автомобиле,
суть в плену перспективы, в рабстве у
линий. Либо
просто в мозгу. Дать это вслух,
крикливо,
мыслью о смерти – частой, саднящей,
вещной.
Дать это жизнью сейчас и вечной
жизнью, в которой, как яйца в сетке,
мы все одинаковы и страшны наседке,
повторяющей средствами нашей эры
шестикрылую помесь веры и стратосферы.

Кентавры IV

Местность цвета сапог, цвета сырой
портянки.
Совершенно не важно, который век или
который год.
На закате ревут, возвращаясь с полей,
муу-танки:
крупный единорогий скот.
Все переходят друг в друга с помощью
слова «вдруг»
– реже во время войны, чем во время
мира.
Меч, стосковавшись по телу при
перековке в плуг,
выскальзывает из рук, как мыло.
Без поводка от владельцев не отличить
собак,
в книге вторая буква выглядит слепком с
первой;
возле кинотеатра толпятся подростки,
как
белоголовки с замерзшей спермой.
Лишь многорукость деревьев для ветерана
мзда
за одноногость, за черный квадрат окопа
с ржавой водой, в который могла б
звезда
упасть, спасаясь от телескопа.


 85 Всего посещений