Качался старый дом. Евгений Евтушенко

«Постойте умирать!» – звучало в ржанье
с луга,
в протяжном вое псов и в сосенной
волшбе,
но умирали мы навеки друг для друга,
и это всё равно, что умирать вообще.

А как хотелось жить! По соснам дятел
чокал,
и бегал ёж ручной в усадебных грибах,
и ночь плыла, как пёс, косматый,
мокрый, чёрный,
кувшинкою речной держа звезду в зубах.

Дышала мгла в окно малиною сырою,
а за моей спиной – всё видела спина! –
с платоновскою «Фро», как с найденной
сестрою,
измученная мной, любимая спала.

Я думал о тупом несовершенстве браков,
О подлости всех нас – предателей,
врунов.
Ведь я тебя любил, как сорок тысяч
братьев,
ия тебя губил, как столько же врагов.

Какая же цена ораторскому жару,
когда, расшвырян вдрызг по сценам и
клише,
хотел я счастье дать всему земному
шару,
а дать его не смог одной живой душе!

Да, стала ты другой. Твой злой прищур
нещаден.
Насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых
превращает
в таких, каких любить уже не в силах
мы?!

Да, умирали мы… Но что-то мне мешало
уверовать в твоё, в моё небытиё.
Любовь ещё была. Любовь ещё дышала
на зеркальце в руках у слабых уст её.

Качался старый дом, скрипел среди
крапивы
и выдержку свою нам предлагал взаймы.
В нём умирали мы, но были ещё живы.
Ещё любили мы, и, значит, были мы.

Когда-нибудь потом – не дай мне бог, не
дай мне! –
когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
то будет плоть моя, посмеиваясь втайне:
«Ты жив!» – мне по ночам нашептывать в
жару.

Но в суете страстей, печально поздний
умник,
внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
Когда-то я любил. Когда-то я был жив».

.

 92 Всего посещений