б даже было и так, то это было
лишь совпаденьем,— я родился
весной, а про это осеннее
торжество даже не было мне
никакого виденья, и я даже не
слыхивал ничего и ни от кого про
этот день, когда снежинки, витая,
серебрили, как и теперь серебрят,
все подряд от Урала и до Алтая…
Это теперь я в книжках читаю про
Мартынов день и присущий ему
обряд!
Теперь я знаю: в католических странах
это был день поминания епископа
Мартина Турского, во времена
Реформации перенесенный в честь
дня рождения Мартина Лютера с
11–го на 10–е ноября… Но мне
вспоминается просто сибирское
морозное утро, и в это утро — для
нас юлианского, а для них,
лютеран, григорианского
календаря,— может быть, не в
городе, где скрипели мои
ребяческие салазки, а где–нибудь в
снежной мгле переселенческих
деревень, и случались тогда
нищебродства в снегах, бубенцы, и
шутейные розги, и ритуальные маски
и пляски, но в городе я ничего
такого не видел, и нечего
фантазировать зря! И никто не
кутался в вывернутые тулупы или в
какие–нибудь другие дорогие или
недорогие меха, и со снежками не
мешалась соломенная труха, и никто
не восклицал: «Ха! Козлиную шкуру
надень, как полагается в Мартынов
день!» Нет!
Но эстонцы, переселенцы с дальних
западных побережий, ничего не
вещая, а просто меня в этот день
колбасой угощая медвежьей,
говорили: «А вот и бисквит тебе
свежий, вкусней, чем калач и
пельмень!» И я говорил «спасибо»,
ибо не был невежей.
Вот что могу я сказать про Мартынов
день!
1974
173 Всего посещений