Мы еще молоды, Лидий! вкруг шеи кудри
виются;
Рдеют, как яблоко, щеки, и свежие губы
алеют
В быстрые дни молодых поцелуев. Но
скоро ль,
не скоро ль,
Все ж мы, пастух, состареемся; все ж
подурнеем,
а Дафна,
Эта шалунья, насмешница, вдруг
подрастет и, как
роза,
Вешним утром расцветшая, нас ослепит
красотою.
Поздно тогда к ней ласкаться, поздно и
тщетно.
Вертушка
Вряд поцелует седых — и, локтем подругу
толкая,
Скажет с насмешкою: «Взглянь, вот
бабушкин милый
любовник!
Как же щеки румяны, как густы волнистые
кудри!
Голос его соловьиный, а взор его прямо
орлиный!»
— Смейся,- мы скажем ей,- смейся! И мы
насмехались,
бывало!
Здесь проходчиво все — одна
непроходчива дружба!
«Здравствуй, здравствуй, Филинт! Давно
мы с тобой
не
видались!
Век не забуду я дня, который тебя
возвратил мне,
Мой добродетельный старец! Милый друг,
твои кудри
Старость не скупо осыпала снегом! Приди
же к Цефизу;
Здесь отдохни под прохладою теней: тебя
ожидают
Сочный в саду виноград и плодами
румяная груша!»
Так Цефиз говорил с младенчества милому
другу,
Старца обнял, затвор отшатнул и ввел
его в садик.
C груши одной Филинт плоды вкушал и
хвалил их,
И Цефиз ему весело молвил: «Приятель,
отныне
Дерево это твое; а я от холодной метели
Буду прилежно его укутывать теплой
соломой:
Пусть оно для тебя и цветет и плодом
богатеет!»
Но — не Филинту оно и цвело, и плодом
богатело:
В ту же осень он умер. Цефиз молил
жизнедавца
Так же мирно уснуть, хоть и бедным, но
добрым. Под
грушей
Старца он схоронил и холм увенчал
кипарисом.
Часто слыхал он, когда простирала луна
от деревьев
Влажные, долгие тени, священное листьев
шептанье;
Часто из гроба таинственный глас
исходил — казалось,
Был благодарности глас он. И небо
давало Цефизу
Много с тех пор и груш благовонных, и
гроздий
прозрачных.
Антон Дельвиг.
122 Всего посещений