Иван-Чудо. Андрей Платонов

Андрей Платонов . Проза.
Иван-Чудо. Андрей Платонов

В старину было дело: и тогда жили люди. Жили крестьянин с женой; жили они по-доброму, жена от мужа обиды не знала, и сыты были, хоть и не вдосталь: трудно земля рожала хлеб. Сторона их была дальняя, лесная, люди там жили смирно.
Всем жили ладно муж с женой и прожили лет пять без малого, да не было у них детей, а без детей жить нельзя, без детей совестно.
Стал муж серчать на жену, а жена плакать; уйдет она, бывало, в овин, чтобы не видели ее, и плачет там одна: поплачет, никому ничего не скажет и перед мужем молчит. И чего ей мужу сказать? Нечего: бездетная жена и с мужем сирота.
А на шестой год жена забеременела и понесла ребенка. Тут муж совсем рассерчал: не от меня, дескать, этот ребенок будет, а гляди-ко, от другого кого, ступай, говорит, чтобы глаза мои тебя век не видали!
А куда бабе деваться? К отцу, к матери нельзя было: в старину и мать с отцом не примут замужнюю дочь, а велят ей к мужу воротиться и слушаться его.
Надумала жена: «Пойду, куда глаза глядят, зайду в темные леса, встречу там лютого зверя, а зверь съест меня!» Пошла она в темные леса, идет, голодная, простоволосая, идет и думает: «И жить-то я путем не пожила, а ведь я еще молодая, и первенца во чреве на смерть несу!»
Идет она далее в черные неохватные леса, ест пома-лости, что на полянках растет – ягоду, травку, коренья.
Приходит ей последнее время, рожать надо. Собрала она бересты да веточек всяких, устроила себе шалаш и там родила.
Родился у матери сын, назвала она его, как отца ее звали, Иваном. Завернула она сына в подол, отогрела его и к груди поднесла. Поел Иван материнского молока, поспал и опять к груди потянулся. Дала ему мать свою грудь. Иван опорожнил ее и к другой потянулся.
Проходит день и два. Мать смотрит, а сын ее Иван, как тесто на опаре, растет. На третий день Иван уж стал разговаривать с матерью; на четвертый – мать сама рассказала ему, как люди на свете живут да как она жила-была. Матери-то грустно было в лесу, а сын у нее, видит она, и не живя веку, понятливый родился. Живут они в лесу и беседуют как равные. Глядь, а сын-то Иван уже не ровня матери стал: больше нее вырос. А времени прошло мало: одна неделя, либо всего две, как Иван родился на свет.
Поднялся Иван с земли, потянулся, посмотрел в лес, видит – бежит серый волк. Иван вышел навстречу волку, схватил его за холку, прижал к земле и вдавил в нее: волк тут же, как был, сразу околел.
Мать видела, что сделал Иван.
«Понятливый сын у меня, – думает, – да сильный еще! А добрый ли он, уж узнаю после!»
Ободрала мать шкуру с волка и постелила ее в шалаше, а Иван вынес волчье мясо и бросил его недалеко.
Вот приходят два медведя, потянули мясо – один к себе, другой к себе, и подрались.
Увидела мать медведей, страшно ей стало:
– Съедят нас медведи, сынок.
– Не тронут. Я им разделю мясо-то, они смирные будут.
Вышел Иван, разорвал говядину пополам, бросил ее медведям – каждому поровну – и пошел к матери. Медведи увидели, как Иван волчье мясо разорвал, только кости полетели прочь, и оробели: как бы, дескать, Иван их тоже пополам не разорвал, и пошли медведи в лес, не поевши волчьего мяса.
Стал Иван дальше ходить. Ему нужно было ягоды собирать и копать сладкие корни, чтобы мать свою кормить.
А еще он желал оглядеть землю, где он на свет родился, что на ней было: ведь он, кроме родной матери да темного леса, ничего и не видел. А мать говорила Ивану, что не все лес, есть и чистое поле.
Пошел Иван искать чистое поле. Увидел он тропинку. «Пойду, – думает, – по топтаному месту, никогда не ходил». Прошел он малость, вдруг слышит стук, топот, листва на деревьях вздрагивает. Остановился Иван, не знает, что думать.
Бегут мимо него дикие кони на водопой. А Иван коней сроду не видел; кто они такие – не знает. Схватил Иван одного коня за гриву, чтоб он остановился и разглядеть его можно было. Конь рванулся было вперед, руку бы мог вырвать у человека из плеча, да Иван крепок был родом: как дернул, как тряхнул коня за гриву, конь на ноги припал перед ним, а потом поглядел одним глазом на Ивана и встал как вкопанный.
Подошел Иван к матери; сам пешим идет, а коня за гриву возле себя держит.
Мать увидела сына и говорит ему:
– Чего ты водишь коня, на нем ездить можно! Сказала мать сыну, как верхом ездить нужно. Иван
вскочил на коня, крикнул ему в ухо, конь испугался его голоса и помчался, только деревья навстречу дрожат, а кусты из-под копыт прочь отлетают.
Выехал Иван в чистое поле: в поле светло, небо над ним просторно стоит, не то что в лесу: глядит Иван и радуется. А конь под ним все далее мчится. Смотрит Иван – незнакомые люди ходят, а возле них шалаши на земле стоят, покрытые желтой травой: Иван-то не видел прежде, кроме себя да матери, ни людей, ни деревни с избами, крытыми соломой.
Крикнул Иван коню в ухо:
– Окоротись!
Конь тут же встал от испуга.
Иван велел коню ожидать его, а сам пошел по деревне; хотелось ему поглядеть на свет и на людей, и на то, чего никогда не видел.
И видит Иван – малые дети ходят по деревенской улице, а сам-то он тоже был малым ребенком, хоть и большой ростом и силой.
Пришел он на улицу, стал посреди малых детей и начал забавляться. Поднял он одного ребенка, повернул рукой голову к себе, хотел его приголубить, либо так что по-детски сказать ему, глядит – а у того голова упала на землю.
«Что такое? – думает Иван. – Голова, что ль, у него неприросшая была? Ишь ты, и отлетела!»
Взял он за руки другого мальчика, вроде бы сверстника себе, у того рука отвалилась. Жалко стало Ивану малых детей. Поднял он голову с земли, приставил ее безголовому, вжал в шею, голова и приросла, как была прежде. А безрукому вправил руку, откуда она росла, и рука прижилась.
Сел Иван на своего коня и помчался вскачь. Конь бежит – под ним земля дрожит: у кого кривые избы – падают, у кого худые печи – разваливаются.
Видит Иван, не к добру так ехать. Крикнул он в ухо коню:
– Ах ты, волчий корм, травяной мешок: не стучи по земле, лети по ней!
Еще шибче помчался конь, травы под собой не тревожит.
Выехал Иван далеко. Смотрит вокруг – всюду чистое поле и небо касается края земли. А на краю земли стоит одна избушка. Поехал Иван к избушке. Окоротил он коня и вошел в ту избу. Видит, на столе еда собрана и винное питье стоит. Испытал Иван еду – понравилась ему; и соленая еда была, и сладкая, всякая была. Хлебнул он вина – не понравилось, во рту горько. Увидел Иван гладкую тростинку, она в углу была. Взял Иван тростинку в руку: крепка ли, думает, может, мне го-годится! Стукнул он тростинкой о половицу. Выскочил тут из-под пола некто Яшка-Красная рубашка.
– Чего делать прикажешь? Иван ему в ответ:
– А ты чего умеешь? Покажи мне все, что есть на свете.
Открыл ему Яшка-Красная рубашка вид: все, что есть на свете; а сам спрятался, откуда явился.
Стукнул опять Иван тростинкой в половицу, выскочил тут же Яшка-Красная рубашка.
– Чего прикажешь?
– Я нагляделся. Закрой вид. Пускай матери останется, чего глядеть.
Ничего не стало. «Поеду, – думает Иван, – мать сюда приведу, в поле жить светлее».
Только он на порог, навстречу ему богатырь – здешней избы житель.
– Ты кто? – спрашивает. – Чего в избе без хозяев гостишь? Откуда невежа такой?
– Я невежей не был, – отвечает Иван, – а я у родной матери сын!
Рассерчал богатырь: хвать Ивана кулаком.
– Эх! – сказал Иван. – Не ты меня на свет родил, не тебе меня со света сживать!
Схватил он богатыря поперек, взмахнул им и забросил его далеко от себя, в чистое поле. Богатырь ударился сразу о землю и помер.
Пошел Иван к своему коню. Глядит – навстречу ему другой богатырь – брат прежнего, а силой еще злее первого.
– Ты чего незваным явился? Ишь, невежа неумытый!
Бросился было богатырь на Ивана, а Иван взял его да тут же об земь – из богатыря и дух вон, только пар пошел вверх. Тогда схватил Иван пар, а в руке – ничего. Жалко стало Ивану, что нету ничего от человека. Что делать теперь? Пусть будет еще – что случится, ему ничего не страшно. «Однако, – думает Иван, – как сделать, чтобы не вредить человеку до смерти, а научить его еще прежде: пусть жив будет и знает».
Тут приехал еще богатырь, брат тех, кто были.
– Это что за невежа?
– Я невежей не был, я Иван, у родной матери сын! Схватил его хозяин-богатырь, чтобы убить, а Иван его взял на ответ в охапку и думает – что делать с ним: глядь – на стене сума большая висит. Иван засунул богатыря в ту суму, смял его, чтобы ладнее богатырь в суму вошел, а суму на стену, на дубовый сучок повесил, – пусть висит там богатырь, согнутый в три погибели.
Повесил Иван суму, закрыл ее на запор железный, а ключ в окошко кинул.
Вышел Иван наружу, видит, никого больше нету. Сел на коня и поехал домой.
Мать увидела Ивана и сперва не узнала его, хоть и мало времени прошло, как он уехал. Да и мудрено было узнать Ивана: от борьбы с богатырями еще более возмужал он силой, а на лицо его легло раздумье.
Сказал Иван матери:
– Поедем, матушка, со мною. Я жизнь вам хорошую нашел.
Поехали они в избу, где богатыри жили. Иван на коне едет, а мать на руках держит, чтобы она не утомилась в дороге. Подъезжают они: мать видит – изба хорошая стоит: у разбойников избы хорошие.
Оставил Иван коня и повел матушку в избу. Вот вошли они в горницу, Иван стукнул об пол тростью, что и прежде была. Выскочил тут немедля Яшка-Красная рубашка: чего, дескать, прикажете?
Иван велит ему:
– Покажи все, как мне показывал. Показывает им Яшка все, что есть на свете, что видимо и невидимо. Мать глядит, дивится и радуется. А когда нагляделась, Иван велит опять Яшке:
– Собери на стол угощение.
Собрал Яшка угощение, поставил хлеб-соль, яства и вино, а сам пропал, пока снова не позовут: видно, он богатырями к покорности приучен и смирный был.
Мать Ивана откушала пищи, запила ее вином, сама веселая стала и плясать пошла. Иван глядит на мать и радуется, что мать молодая у него и сердце у нее счастливое.
– Тут, мама, вам жить веселее будет.
– Кто знает, сынок, неведомо еще, где лучше. Боюсь, разбойники здесь.
– И то правда, – говорит Иван. – А я поеду, гляну – нет ли кого.
Осталась мать одна; ходит по избе и осматривает по-хозяйски, где что положено, сколько добра припасено. А изба просторная: две горницы, кухня и закутки есть. Видит мать, на стене сума большая висит: не добро ли в ней какое? Потрогала она суму, сума на железный запор закрыта, и в скважине ключа нету. Вспомнила она про Яшку-Красную рубашку, взяла трость и постучала о половицу.
Явился Яшка:
– Чего прикажешь?
– Отыщи ключ.
– Я сейчас!
Отыскал Яшка ключ и скрылся. А мать Ивана отомкнула железный запор, глядит – подымается из сумы человек, расправляет плечи, потягивается, собою видный и здоровый, на лицо белый. Не видала еще мать такого, в деревне мужики худые жили, их земля работой ела, а жизнь – заботой. «Вот он, богатырь-то, какой бывает! – подумала Иванова мать. – Небось у него хозяйка есть, а я-то как гостья буду!»
А богатырь как вышел из сумы, так за стол и доел, что на столе осталось: оголодал в пустой суме-то. Поел богатырь, щеки у него порозовели со лба пот пошел.
– Наелся аль еще будешь? – спросила у богатыря Иванова мать.
– Еще, – говорит богатырь, – кликни Яшку-то. Постучала мать тростью: явился Яшка, принес пищу, питье и яства, – и еще дважды ходил еды добавлял.
– Сыт, что ли? – спросила мать у богатыря.
А сама глядит на богатыря, любуется им, и тронулось ее сердце к нему, полюбила она его.
– А что, – говорит богатырь, – изба у меня большая, добра много, а хозяйки нету.
– А у тебя Яшка есть, – говорит мать, – он тебе и стряпает и по дому угождает.
– Яшка слугою служит, – богатырь говорит, – да у него души нету, он всякому годится. А живи-ка ты, право слово, хозяйкой у меня!
– Я бы стала хозяйкой твоею, – отвечает мать богатырю, – да сын у меня есть, его надо спроситься. Уж коли он не захочет тебя в отчимы, так ты с ним не совладаешь, он тебя одолеет.
– А сына твоего мы со света сживем, – сказал богатырь.
Испугалась мать; стала она слушать, что ей сердце скажет и что совесть. Молчит ее совесть, зато сердце говорит, а сердце богатыря любит. Спрашивает мать:
– А как ты Ивана со света сживешь?
– Я тебя научу, – богатырь говорит.
Научил он мать Ивана, что сыну надо сказать, а сам опять в суму залез и спрятался.
Приезжает Иван: видит – матушка его хворая лежит.
– Аль недужится, матушка?
– Недужится, сынок. Вот есть, давно мне люди сказывали, лес темный, да отсюда он далече, туда только пешему дорога, а конному езды нету. В лесу том волчица-богатырь с волчатами живет. Вот если бы молока из груди той волчицы мне принес, я бы испила его и здоровой стала!
Иван послушал мать и ответил ей:
– Для вас, матушка, я и с того света, чего надобно, достану.
Отпустил Иван своего коня в чистое поле; пусть-де он на воле живет и досыта ест, не все ему подо мной скакать, а сам пошел пешим в темный лес.
«Вот, – думает богатырь в суме, – разорвет волчица Ивана, она человека одним духом за версту сшибает, не станет тогда никого на свете сильнее меня!»
Вылез богатырь из сумы.
– Кликни Яшку-то, – говорит он своей хозяйке, матери Ивана. – Да потчевай меня!
А Иван идет по темному лесу: видит он – лежит под деревом волчица-богатырка и дремлет, а четверо волчат припали к ней и грудь ее сосут.
Открыла волчица глаза и глядит на Ивана.
Подошел к ней Иван, сел возле и говорит:
– Дай мне твоего молока, а не дашь, я сам из груди твоей надою. Матушка у меня захворала, сказывает, молоком ей твоим надо лечиться.
Подумала волчица: кроме комара да птички лесной, никто к ней не приближался в лесу, а этот близко явился. Хотела было волчица подняться и растерзать человека, да детей жалко тревожить: пусть сосут.
– А во что тебе молока надоить? – спрашивает волчица.
Подумал Иван: не во что.
– А пусть, – говорит, – волчонок твой в пасть молока наберет, да бежит следом за мной.
Привстала тут мать-волчиха.
– Чай, он детеныш мой. Тебе жалко мать, а мне сына. Не пущу его с тобой!
Встал Иван в рост, вырвал прочь с корнем старый дуб и отбросил его далеко.
– А я тебе детеныша назад ворочу, – говорит, – я его не обижу.
Видит волчица – не сладить ей силой с Иваном.
– Пусть идет, – отвечает; полизала она языком одного волчонка и говорит ему – Порадей человеку, как мне радел, – набери в рот молока, да не глотай его, а иди, куда нужно, и ко мне скорей возвращайся.
Насосал волчий детеныш в пасть молока, встал с земли, глядит на него Иван, а волчонок без малого с лошадь будет.
Пошли они с волчонком, а потом и побежали, чтобы скорее дело было.
Под вечер прибралась мать Ивана в избе и глядит в окошко. Смотрит, а сын ее на волке верхом едет, и волк под ним от страха бежит.
– Вот, – говорит она своему богатырю, – ты думал, Ивана волчица разорвет, а он на волке домой едет. Полезай опять в суму!
Сказала мать такие слова, а сама легла на полати и стонет, как хворая.
Иван явился, взял деревянную миску и велел волчьему детенышу вылить из пасти молоко в миску.
Поднес Иван к матери молоко и говорит:
– Кушайте, матушка, ваша болезнь пройдет. А мать отвечает ему:
– Обожди, сынок, ослабела я, сейчас и питья не проглочу.
Иван ей:
– Как вам угодно, – говорит, – матушка, а я по лесу волчонка гнал, чтоб вам скорее помощь была.
Вышел Иван к волчонку во двор. А мать взяла миску с волчихиным молоком и хотела было вылить молоко в подполье. Богатырь выглянул из сумы и говорит:
– Дай мне испить, может, я тогда сильнее стану. И выпил он звериное молоко.
А мать опять легла и лежит, как хворая. Ей тогда и говорит богатырь:
– Скажи теперь сыну-то, Ивану, не помогло, дескать, тебе волчихино молоко. Пусть он завтрашний день ко львице за молоком идет. Со львицей-то он не совладает. Она его разорвет и кости его сгложет.
Наутро мать велела сыну идти ко львице:
– Может, сынок, я тогда встану и жить буду. Кликнул Иван волчонка и пошел с ним в лес. Идут они мало, идут они долго, а Иван не знает, где львица живет. Спрашивает у волчонка – и тот не знает.
– Должно, матушка моя знает, – сказал волчонок. Пошли они к матери волчице. Волчица обрадовалась, что Иван к ней сына-детеныша привел. И Иван спрашивает у нее: где львица живет?
– Знаю, – отвечает волчица, – сын мой тебе дорогу покажет.
Научила мать-волчица волчонка, куда надо ко львице идти.
И вот бежит впереди волчонок, ростом с лошадь, а Иван – следом.
Бежали они дни и ночи, в сумерки и в утренние зори, в полдень и в полночь. Видит Иван – не стало ничего: ни леса, ни чистого травяного поля, а одни голые камни вокруг. И лежит там под одним камнем львица и львят-детенышей грудью кормит.
Волчонок оробел, остановился. И Иван подошел ко львице, схатил ее за пасть и руками хотел напрочь пополам разорвать звериную голову. Смотрит Иван, у матери-львицы слезы из глаз льются. Отвел Иван свои руки.
– Не убивай меня, Иван-чудо, – говорит ему львица, – не оставляй моих детушек сиротами: скажи, чего тебе надобно.
– Дай мне твоего молока. Пусть детеныш твой в пасти своей за мной его несет.
Львица и говорит:
– Не жалко мне молока, мне сына своего жалко.
– А я его к тебе назад приведу, – обещал ей Иван, – и опять положу его к тебе под грудь, как было.
Обрадовалась львица и отпустила детеныша-львенка с молоком во рту.
Пошел Иван домой: сам третий теперь идет.
Увидела мать в окошко – опять Иван живым возвращается, и звери за ним бегут. Велела она богатырю в суму на стене прятаться, а сама легла и лежит – стонет, как хворая.
– Чего теперь делать будем? – спрашивает она у мужа своего – богатыря.
Полез богатырь в суму и отвечает ей оттуда:
– Пусть Иван от орлицы яйцо ненасиженное достанет. Орлица на скале живет, а скала на горе, а гора на холме стоит, а под холмом есть пропасть, он со скалы в пропасть упадет и расшибется.
Ночью мать отдала мужу-богатырю молоко львицы, а наутро велела Ивану идти к орлице за ненасиженным яйцом. Как это яйцо она выпьет, так станет здоровой, а львицы молоко ей не в пользу.
Пошел Иван к орлице, и звери его за ним ушли. Пришел Иван туда, где львица жила, и сказал ей:
– Я тебе сына привел. Ответь мне – ты далеко по земле ходила, – где орлица в гнезде живет?
Львиная мать научила сына-львенка, куда надо в горы идти, и отпустила его с Иваном.
Пришел Иван к холму. Холм был крутой, да Иван был ловок и терпелив. Взошел он на холм, вскарабкались за ним волчонок со львенком. А на холме стоит каменная гора, высокая и гладкая, как стена, а на той горе еще скала, а уж в скале – гнездо орлицы. Поглядел Иван на каменную гору, видит – ловкостью на нее не взойдешь, ухватиться не за что: на нее можно лишь взлететь, а у него крыльев нету. Постоял Иван, подумал, однако не опечалился, а улыбнулся: силой он скоро возрос, а разумом и добротой еще скорее. Понял он, чего ничем нельзя одолеть, то можно одолеть работой.
Тогда велел Иван волчонку и львенку, чтоб они выгрызли из каменной горы по одному острому камню. Стали звери гору грызть, а выгрызть не могут, зубы у них еще не выросли, они дети были. Побежали они вниз, нашли камни в ручье, ухватили их в пасть и принесли Ивану.
Начал Иван теми камнями бить гору и рушить ее. Сперва гора рушилась малыми крошками, потом и крупнее пошло, а вскоре Иван обрушил и целую глыбу. А тою глыбою он уже большие скалы стал выбивать из горы – и гора начала оседать, пока Иван ее всю не разобрал. Когда вершина горы сравнялась с плечами Ивана, он увидел орлицу в расщелине верхней скалы. Там орлица сидела в гнезде.
– Чего тебе надобно, Иван-богатырь? – спрашивает орлица.
Иван ей:
– Дай, – говорит, – яйцо ненасиженное.
– Ненасиженных у меня нету, – орлица говорит, – у сестры моей есть. Обожди, я к сестре на другую гору полечу и яйцо займу для тебя, а то ты у нас все горы поломаешь.
– Поломаю, – сказал Иван.
Полетела орлица к сестре на другую гору, принесла Ивану ненасиженное яйцо. А сестра орлицы дала не свое яйцо, а яйцо змея-ехидны; она скупая была и хотела, чтобы изо всех яиц у нее дети-орлята рождались.
Взял Иван яйцо от орлицы и пошел к матери. И звери за ним побежали, что были с ним, волчонок и львенок.
– Ступайте теперь к своим родителям, – говорит им Иван.
А звери ему отвечают:
– Не пойдем, – говорят, – ты добрый, и мы к тебе привыкли.
Принес Иван матери яйцо орлицы. Взяла мать яйцо и говорит:
– Я уже выздоровела, сынок, да вот ветер меня охватил, я опять заболела.
А потом еще говорит, как ей муж велел:
– Ступай теперь в некое царство. Гам весь народ, люди говорят, вымер: может, царство тебе достанется.
Удивился Иван, что мать ему так говорит: не нужно ему было чужое царство. Однако он боялся ослушаться
матери. Кликнул волчонка и львенка и пошел в чужое царство. Как ушел он из родного дома, тотчас вышел трус богатырь из сумы и выпил яйцо змея-ехидны: он думал, что яйцо орлицы ему досталось.
Трус-то богатырь и научил послать Ивана в чужое безлюдное царство – затем, чтобы помер там Иван. Где все люди померли, там Иван тоже, дескать, помрет.
Долго шел Иван в чужое царство, не знал он туда дороги. Звери его возмужали за дорогу, и у них зубы и когти выросли, покуда они шли неведомо куда.
Приходит Иван в чужое царство. Царство это находилось тогда на берегу великого моря. Видит Иван небо и море, видит реки, леса и пашни, видит, что всюду хорошо, а народа нету нигде.
Сел Иван на берегу моря и думает, что делать ему надо. А дело тут же и было.
Глядит он, идет по берегу моря прекрасная девица в золотой парчовой одежде; идет она, а сама плачет. Отроду не видел Иван такой девицы, да видеть ему такую красоту негде было, он мать свою одну любил и на нее глядел.
– Чего ты плачешь? – спросил Иван прекрасную девицу.
– Я умирать боюсь, – отвечает ему девица. – Уходи отсюда скорее, а то и ты умрешь.
Озадачился Иван и говорит:
– Нет, ты неправду говоришь. Я не помру и тебя смерти не отдам. А чья ты родом?
Отерла слезы девица и отвечает:
– Я царская дочь. Было у нас царство, был у нас народ, да чудовище морское всех людей поело. Остались только матушка с батюшкой да я. Нынче чудовище меня съест, а к вечеру матушка с батюшкой с горя помрут, и никого тогда не останется.
И опять заплакала прекрасная девица.
Выходит тут из морской воды страшное чудовище: три головы у него, три пасти, по тыще зубов в каждой пасти; живот у него, как у борова, а хвост, как у змеи.
Увидело чудовище молодую царевну с Иваном, увидело еще львенка с волчонком и говорит:
– Я чуть-чуть закусить хотел, а тут и пообедать можно.
Бросилось было чудовище на царевну, хотело ее пастью ухватить, да Иван встал впереди царевны, обхватил толстое чудовище поперек и начал его душить. Захрипело чудовище и еще две пасти с зубами сразу открыло, чтобы откусить Ивану голову. Прыгнул волчонок на одну голову чудовища, а львенок – на другую, стали они грызть чудовище. Хрипит мокрое, толстое чудовище, однако норовит схватить голову Ивана третьей пастью. Глядь, опускается с неба орлица, садится она на эту голову чудовища и бьет его клювом в глаза, пока глаза прочь не вытекли. Иван тем временем насмерть сжал чудовище: пошла из него ручьями черная кровь, ослабело чудовище и пало мертвым.
Села орлица на плечо Ивана и говорит ему:
– Прости меня, Иван добрый! Сестра моя обманула меня, я тебе дала не орлиное яйцо, а яйцо от змея – ехидны. По всей земле искала я тебя, ты не открывай того яйца, а откроешь – из доброго станешь злым, из храброго – лукавым, из щедрого – алчным.
Обняла тут прекрасная царевна Ивана и заплакала ясными счастливыми слезами, что спас ее Иван от страшной смерти в пасти зверя.
А Иван, исполнив работу, затосковал, загоревал по матери и стал собираться домой уходить. Прекрасная же царевна просила Ивана навсегда остаться в ихнем царстве. Она боялась – не явилось бы из глубокого моря другое ненасытное чудовище.
Иван поглядел на царевну и видит, мила сейчас она ему стала; так бы глядел на нее и глаз не отвел.
Сказал он ей тогда:
– Вот проведаю мать и к тебе вернусь. А волк со львом и орлица пусть с тобою останутся, при них тебе ни от кого не будет обиды.
И пошел Иван домой.
Увидел он избу, где жила его мать, вздрогнуло его сердце от радости. А мать сидела в тот час за столом в избе и против нее сидел ее муж-богатырь, который в суме был; они ели яства и пили сладкое вино, а Яшка-Красная рубашка служил им.
Поглядел богатырь из избы в окошко; видит он – Иван идет домой. Не стал теперь битый богатырь прятаться в суму на стене: от волчьего молока в нем появилась злоба, от львиного он почувствовал силу, а от выпитого яйца змея-ехидны в нем родилась ярость.
Вышел тот богатырь навстречу Ивану, подошел близко, размахнулся было, чтоб голову Ивану снести с плеч долой, да сам упал замертво. Иван упредил богатыря: пока тот руку подымал на него, а он уже сердце из богатыря вышиб.
Мать увидела из избы, что сталось с ее богатырем. Она вышла с крыльца, припала на грудь павшего мужа и заплакала по нем, а сына не приветила и не поглядела на него.
Иван отошел от матери и задумался. Он узнал того богатыря, которого он побил и в суму засунул, и понял тогда, что мать любит его всей душой.
Жалко стало Ивану мать.
Поднял он с земли сердце богатыря, вложил ему в грудь, и тот вздохнул.
Тогда мать упала сыну в ноги, начала она просить у него прощения и рассказала все, как было. Иван отвернулся от матери и ушел, куда глаза глядят. А глаза его в тот час ничего не видели: они были полны слез.
Иван опомнился, когда уже далеко ушел. Огляделся он вокруг, увидел вдалеке великое море и пошел в безлюдное царство, где жила прекрасная царевна.
В скором времени, как оно и быть должно по правде, Иван женился на той царевне по имени Лукерья. Свадьба у них была хоть и веселая, да малолюдная: всего и гуляло на свадьбе, что батюшка с матушкой – родители прекрасной Лукерьи, жених с невестой, да орлица, да волк со львом.
А когда вышли сроки, народились у Ивана с Лукерьей дети, от детей внуки, отсюда и народ снова пошел.
И вот состарился Иван; вспомнил он о матери: жива ли, думает, моя матушка, есть ли у нее хлеба кусок?
Оставил он тогда дом и свою семью, попрощался с Лукерьей и пошел далеко, в ту избу, где жила его мать.
А там уж нет ничего, одно чистое поле, и не видно на земле, где изба стояла.
«А где же Яшка-Красная рубашка?» – подумал Иван и кликнул вслух:
– Отзовись, Яшка, как прежде было!
Глядит Иван и видит: идет по полю Яшка, такой же, как прежде, ни молодой, ни старый, ни живой и ни мертвый, зато послушный, и ведет он за руку ветхую старушку, сгорбленную так, что лицо ее почти касается земли.
Увидел Иван, что мать его идет.
– Здравствуйте, моя матушка! – сказал он.
Мать протянула к нему руки, да не в ту сторону, где был Иван.
Сказал тогда Яшка-Красная рубашка:
– Она слепая стала. Она глаза по тебе выплакала, не видит ничего.
Припал Иван к матери, обнял ее и поцеловал в слепые глаза.
– Прости меня, матушка, – говорит, – что обиделся я тогда и забыл про тебя.
Поднял Иван старую мать на сильные руки и понес ее в свой дом: там ждала его прекрасная жена Лукерья, там жили его дети и внуки, и там для бедной его матери было уготовано счастье.
Яшка пошел следом за Иваном и спросил его:
– А мне делать что велишь?
– А ты детей будешь забавлять! – сказал Иван Яшке.

 160 Всего посещений